Часа через полтора в дом вошёл отец: с телогрейки, из сапог ручьями стекала вода. Сам дрожал от холода, говорить не мог.
Девчонки опять вскочили со спальных мест, окружили отца. Он стащил одежду, стал вытираться.
– Лезь на печку скорей, я тебя самогонкой разотру! Ты где так вымок? – Мама суетилась, запаривала какие-то травы, доставала из сундука сухое бельё.
Девчонки втроём легли на кровать за занавеской, а мама растирала отца на русской печке.
Потом он рассказал, как поскользнулся около торфяной ямы и угодил в неё. Как барахтался, как не мог удержаться за раскисшие края ямы.
– Одежда, сапоги тянули вниз, я уже простился с вами, подумал, что нескоро меня мёртвого найдут. Вдруг слышу голос Тайги. Только хриплый какой-то.
– Так она до хрипа лаяла! Я её с цепи и отпустила.
– Она, родимая, меня вытащила из этой ямы. Обратно почти ползком добирались оба: и я, и она. Сил не было.
Когда отец уже сидел за столом, хлебал горячие щи после выпитой, по настоянию жены, рюмки самогона, Мария шмыгнула в сени. Вернулась мокрая: дождь продолжал лить. На руках она внесла Тайгу. Вытерла собаку хорошим рушником, налила в большую миску щей, накрошила хлеба.
– Ешь, спасительница! Теперь зимой в сенях жить будешь! И в дом иногда заходи! Ты у нас умница! Надо же, сердцем почуяла, что хозяин в беде.
– Посмотрите, Тайга улыбается! – закричала Лара, перестав вытаскивать колючки репейника из отцовского чуба.
– Ага! Хохочет! – Старшая сестра щёлкнула младшую по носу.
– И дом сегодня улыбается! Посмотрите на потолок!
На потолке полукругом светилось пятно от лампы.
– Сейчас лампу подвину, и не будет улыбаться! – Средняя сестра показала Ларе язык.
– Танюш, не надо! Пусть улыбается! Ты мне не веришь? А помнишь, как дом улыбался грибам?
Где-то за месяц до этого отец заказал кому-то, кто поехал в город, большую клетчатую красно-зелёную шаль для Марии. У неё был день рождения восемнадцатого сентября.
Иван нёс свёрток с подарком домой, потом свернул в лес, чтоб сократить путь. Вскоре набрёл на грибное место. Не просто грибное, а какое-то ненормально грибное!
Огромное сборище белых грибов будто праздновало чью-то свадьбу! Неделя стояла погожая, так называемое бабье лето. И лес был в этом месте светлым, молодым. Ольха уже пестрела жёлто-зелёным, будто не могла определиться, какую выбрать одежду, чтобы была к лицу. Осина не так разборчива, она по привычке страстно дрожала каждой веточкой, надев своё багряное платье. Только дубы не замечали осени, в их кроне притаилось, застряло зелёное лето. Часто бывало так, что мороз сковывал ветки на забывчивых дубах: так и зеленели они всю зиму, шурша сухими ломкими листьями.