-То есть в неконтролируемое буйство вы впадаете в случае отказа,
- резюмировал я. – И началось это не так давно…
-Да он всегда был телок телком, – вставила миссис Петерсен. – А
тут вдруг раздухарился на старости лет!
-Очень интересно! А порошочка у вас того не осталось,
случайно?
-Нет! – отрезала она. – Я все сразу в уборную и выкинула! Годы
наши уже немолодые, лучше так будем век коротать, чем этакая
стыдобища! В полицию забрали! Да за что! Сраму-то…
-А где вы это снадобье купили? – спросил я бакалейщика, и тот
подробно объяснил. Адрес был мне поразительно знаком – тот самый,
из брошюрки! – И откуда вы узнали о нем?
-Так в письме было. У нас тут на улице, почитай, всем мужикам
прислали, - выдавил он.
-Прелестно… - сказал я. – Ну что ж… А когда вы там побывали,
ничего необычного не заметили?
-Необычного? – Питерсон снова почесал в затылке. – Ну… Там один
ошивался такой, странноватый тип. Наверно, из художников, у них у
всех гривища – во!
-Да у вас, любезный, и у самого шевелюра – дай бог каждому, -
усмехнулся я.
-Да-а, чего-то я оволосел… - признался тот. – То борода,
почитай, не росла, а теперь – во какой веник! Бритвы тупятся!
-А почему вы решили, что в том заведении был именно
художник?
-А пальцы в краске, - ответил он. – Но не маляр же! По-господски
одет, вот вроде вас. Только не такой аккуратный. Сидит, понимаешь,
без пиджака, как у себя дома, и с хозяином болтает. По имени его
называл…
-Еще интереснее… Ну что ж! – сказал я. - Искренне надеюсь, что с
вами впредь не произойдет никаких неприятностей. Всего доброго!
Выйдя из лавки, я с наслаждением вдохнул поглубже. На этой улице
воздух был не сказать, чтобы ароматным, но после этого
помещения…
-Мистер, я ваш автомобиль сберег! Никто и пальцем не коснулся! –
запрыгал передо мной давешний мальчуган, и я рассеянно бросил ему
еще одну монетку. – Спасибо, мистер! А можно спросить?..
-Спрашивай, - великодушно ответил я, отпирая дверцу. Она была
немного захватана – видно, ребятня заглядывала внутрь. Ну, не
поцарапали, и на том спасибо!
-А… а зачем вам эта штука? – Грязноватый палец указал на
кактус.
-Видишь ли, - произнес я проникновенно, понизив голос, словно
готовился поведать великую тайну, и даже чуть склонился к
мальчишке. – Это – мой лучший друг!
Надо было видеть эти глаза…
По возвращении я обнаружил Ларримера в странно благодушном
настроении. Дворецкий инспектировал запасы коньяка, мадеры и прочих
крепких напитков, и о ком-то другом я бы подумал, что оные запасы
он дегустировал, однако Ларример был убежденным трезвенником.
Хорошо хоть, до лекций о вреде алкоголя он не опускался – видимо,
потому, что и отец мой, и дед весьма охотно распивали
бутылочку-другую. Я тоже следовал семейным традициям.