— Фаск тебя в назидание остальным повесит на
цепи и отсыпет плетей. Будешь умолять о смерти, белобрысая. Родила нашему мужу
неведомую зверушку. Ничего, скоро её младшей женой отдадут. Чтоб тебя на клочки
в первую ночь порвали, уродина, — шикнула Висна.
Мама хотела с ней драться, но я встала между
женщинами.
— Не надо, мам, пусть брызжет ядом сколько
угодно, скоро ей его хлебать тоннами придётся.
Я уже знала, что затеяла мама. Когда мы
осуществим задуманное, то всем, кроме младшей супруги, достанется. Не углядели.
Проворонили. Главное, чтобы всё получилось.
Этим двум кумушкам, Висне и Пикайр, ещё за всё
воздастся. Они спелись друг с другом и обижали маму. Теперь принялись за Милту,
гадины.
***
Утром нас всех вызвали во двор. Мы построились
по старшинству. Отец ходил туда-сюда, заложив руки за спину.
— Магр сегодня ночью видел женскую юбку в
нашей части дома. Вышел в уборную — и тут за поворотом юбка мелькнула. Он хотел
догнать, но не смог почему-то, — резким тоном произнёс отец.
— Милта, наверное, от вас возвращалась, —
предположила Висна.
— Милта в это время была со мной. Сын мне уже
утром сказал. Он утверждает, что кроме юбки, видел белые волосы. Я знаю, кто
это мог быть. Дара. Она недавно узнала, что её сосватали. Выход на улицу только
через мужскую половину.
Отец подошёл ко мне, схватив за ухо, больно
оттянул и вытащил вперёд. Я вскрикнула. Увидела, как дёрнулась мама, но успела
покачать головой. Надеюсь, она поняла, что не стоит признаваться. Пусть мне
будет плохо, но мы должны осуществить план.
— Хотела сбежать, маленькая крыска?! И куда бы
ты побежала, а?! Тебя бы за полчаса поймали и закидали камнями на главной
площади! Я предупреждал, чтобы ты не смела меня позорить! Двадцать ударов
плетью!
— Пощади, Фаск, это же твоя дочь! — мама с
плачем бросилась ему в ноги.
— Родила мне неизвестно кого, а теперь
пощади?! Её нужно учить, пока ещё не отдали. Если Дару вернут, как порченый
товар, мне легче будет её собственными руками придушить.
— Мама, нет, молчи, — сказала я одними губами
и снова качнула головой.
— Держите её, чтобы не мешала, — рыкнул отец.
— Устроим публичную порку, чтобы другим неповадно было. Знайте, так будет с
каждым, кто вздумает меня позорить.
Кумушки с радостными лицами оттащили маму от
отца и держали за руки. Из дома вышли братья. Викраю — семнадцать, Илону —
шестнадцать. Младшие не допускались на публичный суд. У меня было четыре
сестры, но привели только старшую — четырнадцатилетнюю Рину. Остальных, как
всегда, закрыли в комнате.