Первый старец достал из под стола чистый лист, накрыл его моим,
текстом вниз, прижал сверху копирующим артефактом и активировал
его. Затем проставил на обоих печать, и протянул мне копию.
— Держите, господин капитан. Форму и жалование можете получить
прямо сейчас. Сопроводительные документы будут готовы через час.
Вам повезло, ещё успеете занять место в почтовой карете, едущей на
границу. И не забудьте посетить храм Единого, для исповеди.
— Благодарю. — кивнул я, изображая поклон. Вот уж чего мне не
хотелось, так это посещать обитель Его. Но придётся, раз устав
требует.
— Марта, проводите господина капитана к казначею. — приказал
первый член комиссии, давая понять, что я свободен.
Получение жалования заняло пять минут, и мой пояс потяжелел.
Новый кошель, на сотню с лишним полновесных серебряных империев,
оказался увесистым. Затем я прошёл к кладовщику, где получил новую
форму, с капитанскими погонами и должностным ромбом командира башни
первой линии. Вот уж действительно заимел проблем. Похоже меня
засунули туда, куда ни один майор по собственному желанию не
пойдёт.
Забрав на выходе перевязь с оружием, я оказался снаружи. В
запасе ещё сорок девять минут, если верить часам в холле
министерства. Как раз успею посетить храм, и наведаться в почтовый
дом.
Спустившись по ступеням вниз, сразу двинулся вправо, к
возвышающемуся над другими строениями шпилю с символом Единого. Эх,
как бы мне хотелось избежать посещения храма. И вообще, стоит ли
рассказывать про старичка за окном? Не известно, как отреагирует
настоятель на подобное отклонение в моей психике.
Погружённый в свои мысли, я не заметил, как удалился от здания
министерства, и поравнялся с красным домом. Хмыкнув, бросил взгляд
в широкое окно — за ним обычно всегда стояли полуобнаженные дамы,
завлекая своими прелестями платёжеспособных клиентов. И тут же сбился с шага, замерев на
месте. Сердце пропустило удар.
Из окна, мерзко улыбаясь, на меня смотрел морщинистый карлик. В
этот раз он был облачён в генеральский китель, весь обвешанный
имперскими наградами, в больших для его тельца, надраенных до
блеска сапогах, и в шутовской треухой шляпе. Увидев, что я заметил
его, он показал мне непристойный жест, и расхохотался...
— Так, спокойно, Варда. — пробормотал я, отворачиваясь от
красного дома, и продолжая идти в сторону храма. — Это наваждение.
Ты эти дни плохо кушал, вот ослабленный организм и чудит. Надо
потерпеть.