Свет фонарей, установленных вдоль
забора, сюда не добирался, и мрачное здание выглядело особенно
устрашающе. Однако Максима волновал не жуткий индустриальный
антураж, а возможное переохлаждение непутёвого частника.
Кошкин и Азамат поднырнули под
истрепавшуюся красно-белую ленту, призывавшую случайных прохожих не
соваться куда не следует.
Максим мысленно отметил собственное
нарушение, но крайняя необходимость — это крайняя
необходимость.
Однако передвигаться тут бегом не
стоит. Азамата, видимо, посетила та же мысль, так как спец по
редким существам замедлился, а потом и вовсе встал.
— Проверка нужна, — вздохнул
Азамат.
Максим кивнул. Техника безопасности
требует соблюдения хотя бы базовых спецотделовских правил, если уж
все прочие они нарушают, носясь в темноте по заброшенной части
промзоны. Хотелось бежать и поскорее выручать то ли застрявшего
где-то, то ли раненного Руслана, но Кошкин точно знал, что сотни,
если не тысячи, незадачливых помощников покалечились, а то и вовсе
убились, игнорируя второпях элементарные меры предосторожности.
Проверка знаками ничего
подозрительного не показала, хотя символы поиска, казалось, сейчас
искрились ярче.
Кошкин позвонил Егору и коротко
отчитался: слышали крики, проверяют, знаки опасности не
обнаружили.
— Вы где?
— Возле котельной.
— У нас ничего. Скоро будем.
Егор отключился.
За котельной, насколько хватало
взгляда, раскинулись припорошенные снегом холмы. Еле приметная
тропинка вела через это «поле» куда-то вперёд и налево.
— О, шлаковые отвалы! — распознал
«холмы» Азамат. — Если нам придётся выкапывать Руслана, то конец
твоим парадным брюкам, Макс.
Кошкин только сейчас вспомнил о том,
что одет для праздничного семейного ужина.
— Что ж, они мне всё равно редко
бывают нужны.
Максим кинул сообщение в чат:
«Отвалы» и двинулся по тропинке первым. Азамат за ним.
Руслан обнаружился за поворотом в
ложбинке между двумя сравнительно высокими холмами. Точнее там
обнаружился чёрный-чёрный человек, наполовину торчащий из чёрного
пятна среди грязного снега. Руслана в нём можно было опознать
только по приметному левому глазу: он светился бело-голубой
печатью, выцарапанной когда-то наставником. Сейчас оба его глаза —
и светящийся левый, и обычный, карий правый — казались одинаково
тусклыми, а лицо было бледным и ледяным даже на вид.