Оля вышла из ванной уже одетая, накрашенная; поцеловала продолжавшего валяться в постели мужа.
– Купи, пожалуйста, хлеб и что-нибудь на завтрак… колбасы, что ли, а то я не успеваю – пока доеду вечером…
– А у нас еще есть деньги?
– Сейчас, – Оля полезла в кошелек, – пятьсот – это мне на проезд… вот, пять тысяч. Купи хоть грамм двести.
– А что мы будем делать потом?
– Не знаю. Попробую перехватить до зарплаты. Я люблю тебя, – она улыбнулась, – ведь когда-нибудь все снова будет хорошо, правда?
– Олененок мой… – он притянул жену к себе, – боже, что бы я без тебя делал?..
– Пусти, глупый, – она засмеялась, – а то я сейчас не пойду ни на какую работу, и тогда нам совсем не на что будет жить. Главное, что мы любим друг друга, а остальное не важно, правда?
Леша закрыл глаза и разжал руки, с ужасом подумав, что ведь на Олином месте могла оказаться другая женщина – разве б смогла она выдержать все это?..
Оля ушла, и только тогда Леша встал. Выпил чаю с хлебом (в холодильнике еще оставалось чуть-чуть масла, но он оставил его жене); убрал постель и подойдя к окну, закурил. Вспомнил, что когда-то предпочитал «Vinston» и усмехнулся. …Теперь это шесть тысяч – почти три буханки хлеба… В последнее время он перешил на «Лиру», и хотя от ее резкости и горечи к вечеру во рту становилось противно, бросить курить он не мог.
Одевшись, Леша не спеша вышел на улицу (теперь он, вообще, никуда не спешил); прошел мимо ларька с пестрыми рядами бутылок – не выпивал он уже около двух месяцев – только на свой день рождения Оля купила бутылку дешевого кислого вина, и тогда они выпили, закусив жареной картошкой. Леша подарил ей шоколадку…
Но самое ужасное заключалось в том, что он перестал тяготиться своим положением – вроде, впал в спячку, надеясь, либо на чудо, либо…. да нет, больше ни на что он не надеялся.
Продавщица бросила на весы колбасу, но в кусочке оказалось двести девяносто грамм.
– Это много, – Леша покраснел, отводя глаза.
– Но, молодой человек, – женщина посмотрела удивленно, так как он сохранил еще вполне респектабельный вид, – не могу же я вам отрезать девяносто грамм?
– Но мне надо двести – я уже чек пробил, – было ужасно стыдно, но что он мог поделать?
Продавщица молча урезала кусок и презрительно подала Леше, даже не завернув в бумагу. Схватив его, он пулей выскочил из магазина, но сообразил, что не купил хлеб.