Встаю и я, вилку в руках недоумённо верчу. Вот, а говорили, ежели кто в ступоре окажется, чтобы помог… Как же, успеешь за ними. Обидно, право слово.
Гляжу, все четверо амбалов надолго успокоены. Двое на столе лежат, лапки по нему раскинувши – похоже, теперь у них будут проблемы с воспроизводством. А двое других на стульях развалились, головы запрокинув, как в кабинете у стоматолога. Этим, наверное, придётся из Америки челюсти вставные выписывать. У нас-то хреновые делают…
Слышу, в ногах кто-то ворочается и постанывает. Половой по полу возится, никак на карачки приподняться не может. Носком ноги переворачиваю его навзничь и говорю так это ласково, Сашку подражая:
– Что же это ты, любезный, водочку пить отказался? Нехорошо, милок. Ай, нехорошо!
А сам вилку в руках машинально продолжаю вертеть.
Глядит на меня половой безумными глазами и вдруг вилку замечает.
– Не-ет! – орёт дурным голосом, «ствол» откуда-то выхватывает и без спросу, так, за здорово живёшь, начинает в меня с полутора метров палить.
Я и охнуть не успел. Вижу только вспышки в лицо, да сознание чисто рефлекторно счёт выстрелам ведёт:…пять, шесть…
А затем мрак полный. И тишина. И только откуда-то издалека, словно сквозь вату, Глория Гейнор серафимом заоблачным мне отходную поёт.
Прихожу в себя. Нет, вроде жив. И никаких неприятных ощущений, как ежели бы пуля, скажем, в животе или ноздре застряла. Что он, холостыми палил, что ли?
Зрение после выстрелов в лицо восстанавливается, и вижу, что в ногах у меня половой с мордой расквашенной распростёрся, над ним Сашок склонился, руку ушибленную потирает, а рядом с Сашком Женечка и Валентин застыли. И все на меня обалдело смотрят. Понятно, что все – это кроме полового. Куда там с такой мордой что-либо видеть. В лучшем случае – сны, если пульс ещё есть. И тут замечаю, что не на меня ребята смотрят, а куда-то мне за спину.
Оборачиваюсь. Ни-и-фи-га-се-бе! Шесть дырок от пуль в стене аккурат мой силуэт обрисовали. Не знаю, как кому, а мне этот портрет оченно по душе пришёлся. Хоть и в авангардистском стиле, но лучше чем в реалистическом на памятнике на могилке. Да и сам со стороны посмотреть могу…
– Ну, парень, – басит Женечка за спиной, – в рубашке ты родился…
Сашок неожиданно берёт меня за плечи и начинает во все стороны поворачивать да недоверчиво осматривать. Как Тарас Бульба сынка своего.