Тварям, перекидывающимся после смерти от рук… не только рук,
таких же, хватало суток. Всегда хватало. Но днем они в себя не
приходили, сказки и байки не врут. А вот ближе к полуночи да, тут
их время.
Жарко. Пот тек по спине, по груди, даже по ногам вроде как.
Но снимать куртку и в голову не пришло. Укреплял ее самолично,
подшивая где надо пластины и сетку. Иногда полезно, если успеешь
прикрыться рукой и не дать добраться до твоего собственного горла.
А иногда помогает как следует ошарашить не в меру наглого хомо
гопникус, частенько решавших окучить именно его. Чем только
притягивал… непонятно.
Так… а ведь началось. Вставать не стоило, лучше лишить тварь
преимущества, дать ей возможность ощутить какое-то превосходство.
Первый удар можно нанести и сидя. Если знаешь, как это
делается.
Дверь скрипнула, проседая. За стеклом, мутным и давно не
мытым, мелькнул невысокий силуэт. Женщина, ребенок? Женщина, и
живая. Испуганная, глаза по полтиннику, белая-пребелая, губы
трясутся. Ну, а как еще? И еще больше испугалась, увидев его.
Замерла, уставилась в угол, крестится мелко. Он покачал головой,
все-таки встав и, взяв в руку, протянул ей икону.
Замызганную, всю исхоженную тараканами и облепленную мухами.
Но то не страшно, если подумать. Хуже другое. Святой Николай сурово
и грустно смотрел на людей снизу вверх. Толку от такой и здесь –
никакого. Женщина прижала руки ко рту, дернулась было к окну. Он
преградил ей путь. Отпускать возможную добычу не стоило. Да и окно
прикрыл только влезши. Прижал ее к дряхлому столу-шкафу, повертел
голову вправо-влево, рассматривая шею. Чистая. Дверь за спиной
скрипнула. А запах он почуял еще несколько секунд назад.
Желтые церковные свечи везде пахнут одинаково. Так же, как
одинаково воняет уже умершая плоть. И даже в такой духоте и диком
смешении различной вони гостей учуешь сразу. Особенно когда знаешь
их спутников и ждешь их. Ну, для первого гостя есть особый и очень
редкий сюрприз. Почему редкий? Потому что давно не пополнял
запас.
Каждый из тех, с кем приходилось работать, выглядел
по-разному. Этот, видно один из детей, оказался просто
кинематографичным. Потемневшее лицо, сплошь покрытое вздувшимися
черными сосудами. Белесые глаза, смотрящие только туда, где
пульсирует живая кровь. Губы, пепельно-серые снаружи и почти черные
изнутри, скрывающие главное оружие цели. Его, мать их,
зубы.