Скудный рабочий паёк, состоявший из
варева и чёрствого хлеба, стал для меня многим вкуснее осетрины в
шампанском. Я самолично помогал раздавать запасы бунтующему заводу
и чувствовал, что эту пищу я по-настоящему заработал. Именно в тот
момент во мне возникло отвращение к личным вещам. Особенно после
того, как мы с товарищами стали грабить особняк, принадлежавший
моим родителям.
Они уже давно трусливо сбежали из
города, опасаясь гнева толпы, а мы решили позаимствовать их вещи,
заработанные нечестным трудом. Брали, в основном, что-то полезное,
вроде еды и денег, которые могли бы понадобиться во время
революции. Всё остальное, роскошное и бесполезное, предпочитали
крушить. Просто потому, что все эти безвкусные статуи, картины, что
легко могли быть заменены фотографиями, и прочий позолоченный мусор
был добыт за счёт чужих страданий. Не портили только книги, ибо в
них было то, чего не было в любом другом аристократическом
искусстве: смысл и знания.
Я тоже крушил. Даже в собственной
комнате всё перевернул и разрушил. Потому что это была больше не
моя комната. Феликс Романов, из рода Константина Павловича, умер в
церкви, в результате того, что его собственная родня отправила его
очищаться от врождённой особенности. Теперь жил только Феликс
Рокош, польский бунтарь без рода и племени.
Я отверг своё прошлое даже не из
ощущения глобального предательства, но из презрения к тем
традициям, что олицетворяла собой моя собственная семья. Мой прадед
был наместником в Царстве Польском и подавлял восстания поляков.
Мои родители жили за счёт тех людей, которых прадед подавлял. Они
ели изысканные французские пирожные, ни разу в жизни не марав рук в
машинном масле.
Через несколько дней после
разграбления, в город прибыли царские части. При чём, в большинстве
своём, состоящие из таких же поляков, какими были и те, что стояли
бок о бок со мной. Они прошли маршем по улицам, стреляя по всем,
кто оказывал сопротивление. Многие рабочие погибли, не имея даже
возможности отстреляться. Все прочие разбежались, не в силах
противостоять армейским пулям. Всё закончилось очень быстро и
бесславно, практически также быстро и бесславно, как и
началось.
На улицах было много трупов, и мне
чудом повезло не оказаться среди них. Я скрылся, как и многие мои
товарищи. Взял новую фамилию и решил тянуть лямку на фабрике,
вместо того, чтобы возвращаться к себе домой. И это было лучшее
решение в моей жизни.