Он тяжело выдыхает, крепко сминая морщинистыми пальцами рукоять трости.
— Ты вся в мать, — укоризненно качает головой, а затем следует тяжелый вздох. — И я не осуждаю тебя, Мерф. Но у твоей матери, помимо дерзкого языка, был еще и острый ум.
— И где она теперь? Я смотрю, ум ей не очень-то помог прожить долгую и счастливую жизнь! — глаза отца вмиг ожесточаются, и я тут же прикусываю язык, заставляя себя заткнуться, прежде чем продолжаю более спокойным тоном. — Прости… Давай закроем тему.
— Тогда, может, поговорим о человеке, который тебя спас?
От упоминания о моем спасителе сердце начинает биться быстрее. Я даже даю себе долгую секунду, чтобы обдумать ответ.
— Мне кажется, он заслуживает благодарности. Он мог погибнуть, защищая меня…
— Можешь не переживать, его жизни ничего не угрожает. А вознаграждение я уже перевел на счет.
— Что? — шокировано выдыхаю, не в силах скрыть удивления.
Мистер О’Доннелл в своем репертуаре, двигается быстрее ветра. Но все же я бы хотела отблагодарить этого мужчину сама.
— Он спас жизнь моей дочери. А я поступил как человек с чувством долга и чести.
— Конечно… Спасибо, — натягиваю вынужденную улыбку. — Знаешь, я еще задержусь, езжай без меня. Думаю, я должна лично его поблагодарить.
— Думаешь? — отец прищуривается, как всегда, читая меня насквозь. — Или хочешь?
— Должна.
Он издает тихий смех.
— Поблагодаришь в другой раз, дочка. Сейчас мы едем домой, тебе нужен отдых.
Отец пару раз стучит тростью по водительской перегородке, и машина двигается с места.
Спорить нет смысла. Я еще легко отделалась, зная его любовь к нравоучениям, поэтому без каких-либо препирательств откидываюсь на спинку сиденья и прикрываю глаза.
Черт, а вот и головная боль подъехала.
Действие обезболивающих препаратов начинают испаряться с космической скоростью, и в животе закручивается невыносимо болезненный узел от нанесенных ранее ударов. Но постепенно все мои мысли занимает незнакомый мужчина, который пострадал от рук тех же ублюдков.
Тем же вечером я случайно узнаю о том, что он отказался от помощи и покинул больницу, а деньги, отправленные отцом на его счет, перечислены обратно в наш банк.
Прямо Робин Гуд двадцать первого века.
Желание отблагодарить моего спасителя лично становится еще сильнее и, подобно ненасытному голоду, толкает меня на безумство.