ОтецЯхимзастыл, не
сводя глаз с постепенно удаляющегося города.
Патрыгорели. Густая,иисиня-чёрнаяпеленадыма
низко нависла над разрушенными зданиями, закрыв собой даже
поднявшееся над стенами солнце. Но даже она не могла скрыть то и
дело сверкающие вспышки разных цветов, вспарывающих
небо.
Город ещё сражался. На уходящем
судне были прекрасно слышны яростные крики сражающихся людей, звон бьющих в набат
колоколов, тягучий лязг мечей.
Город умирал. Где-то с другой
стороны, под торжествующий рёв, с громким грохотом обвалился ещё
один кусок стены, ухнула вниз смотровая башня, с противным
скрежетом сработали катапультына обложивших город с моря кораблях, посылая внутрь
очередную порцию пылающего огня.
ОтецЯхимотвернулся,
что-то сердитопрошептав одними
губами и развернулсяв другую
сторону, внимательно всматриваясь в бескрайнюю синеву. Один из
троих послушников, сопровождавших самопровозглашённого Предстоящего в его
бегстве изПатр, что-то
уловив в позе своего господина, быстро подошёл,поставив рядом с первосвященником колченогий
табурет и так же стремительно отошёлназад к своим собратьям.
— Подойди,Угрим, —
опустившись натабурет, бывший
глава Храма вытянулноги, начав
растирать левое колено. — Болитпроклятое, —
покосился он на подошедшего сотника. — Даже магия надолго не
помогает.
— Магия лечит лишь приобретённые
болезни, — пожав плечами,
сообщил общеизвестную истинуУгрим. — Она не
может вернуть молодость.
— Ну, этосмотрякакая
магия, — не согласился с ним жрец. — Асуры стариками не были.
Как-то справляться с этой «болезнью» ихЛишнийнаучил.
— От гневаХунгараих это
не спасло.
— От ярости Темноликого вообще ничто не может спасти. Но
где он,Хунгар? —
скривил губы жрец. — Ни о нём, и оЭйреничего не
слышно со времён эпохи «Пылающих небес». Старшие боги покинули наш
мир. И теперь уже навсегда. Да иЙокине спешит
возвращаться, бросивГванделонна произвол судьбы. Мы одни в этом
мире,Угрим. Совершенно одни. И если кому-то из перевёртышей
удастся призвать Лишнего, противостоять ему будет просто
некому.
— Значит нужно сделать всё, чтобы
его не смогли призвать!
ОтецЯхимподнял
голову, внимательно
посмотревнанасупившегося воин, отвернулся, зябко поведя
плечами. Тот же послушник тут же возник рядом, протянув исходящую
паром чашку с отваром.
— Вотпо-этому