— Это же Ванесса Монетти, — уточнила она, — из девятого класса, — прибавила, понимая всю очевидность своего вывода.
— Больше нет, — одна из девочек заносчиво скривила губы, ловко запрыгнула на перила и устроилась поудобнее, готовая вещать то, что знала она одна по праву соседства с несчастной итальянкой.
— Ты что имеешь в виду? — обратилась к ней другая и тут же скрестила на груди руки, демонстрируя крайнюю степень нетерпения.
— А то, что больше она у нас не учится, — победоносно заявила первая, снова сделав томительную паузу.
— Почему? Долорес, расскажи! Не будь стервой! Если знаешь, так давай выкладывай! — на девушку уставились несколько пар любопытных глаз.
Долорес окинула их высокомерным взглядом, после чего лениво продолжила:
— Её выгнали с позором, — по толпе прокатился ропот, послышались вздохи изумления и сочувствия. — Оказалось, что она никакая не графская праправнучка. Её мать выдумала всю эту историю, чтобы дать дочери образование, и чтобы она не пошла по её стопам.
— А кто её мать? — упавшим голосом спросила Кристина и тут же пожалела о своём вопросе.
— Наводчица в воровской банде! — выпалила Долорес с ликованием всезнайки. — Вы представляете?! Столько лет она дурила нас, а мы принимали её как равную. Я считаю, что администрация правильно сделала, что её выгнали.
Сквозь гомон, окутавший слушателей, прорвалось ещё несколько вопросов. Кто-то возмущался решению комиссии, сочувствуя девушке, которой оставалось всего два года до выпуска. Другие поддерживали Долорес в её слепом устремлении расставить всех по своим местам на некоей иерархической лестнице. Кристина заметно побледнела. Ей пришлось отойти в сторону и прижаться спиной к перилам крыльца, чтобы не упасть. Она плохо знала Ванессу, но теперь именно эта девушка казалась ей самой родственной душой из всех, кто был здесь. Она точно так же существовала в необходимости врать, скрываться, увиливать. Она понимала, кто её мать, а сама мать, осознавая весь ужас положения дочери, не хотела, чтобы она пошла по её стопам. Теперь же для Ванессы всё было кончено и годы, проведённые здесь, превратились в прах. Мать в тюрьме, родных не осталось. Лишь надежда на чудо, но нечего мечтать, ведь жизнь — не любовный роман и чудеса случаются в ней крайне редко.
Шум на крыльце нарастал. В следующую секунду из тени каменного портала, как из ниоткуда явилась высокая женская фигура и все тут же умолкли. Девочки все как одна настороженно уставились на ректоршу. Фрау Ирма Готфрид сейчас, как и прежде, вселяла в окружающих благоговейный трепет всем своим видом. Спокойная и прямолинейная она никогда не выходила из себя. Её низкий голос пробирал до мурашек, а холодный взгляд тёмных, почти глаз парализовал своей тяжестью. Бывало, кто-то из девочек даже терял сознание после разговора с ней. Высокая, стройная, с неизменно собранными в тугой пучок чёрными как смоль волосами, она была одновременно красивой и ужасающей. По внешнему виду нельзя было определить возраст женщины — то ли тридцать, то ли сорок лет — скуластое лицо без единой морщинки не поддавалось годам. Между собой девушки единогласно решили, что она ведьма и тем успокоились. Не бывает таких женщин — и всё тут.