Я с Хигроном не спорила, однако помнила, как Ягурда организовала
заговор с целью создать еще одну Цитадель... И пусть сама Олира об
этом забыла, а Идор и все остальные участники заговора действовали
по указке Великого отца, предпочитавшего держать руку на пульсе, но
никто не смог бы гарантировать, что подобное желание не появится у
девочки еще раз. Особенно если она на самом деле станет самым
сильным магом нашего мира.
Вся надежда была на социализацию и воспитание Олиры, поэтому я
каждый день проводила с ней время, стараясь стать для нее настоящей
семьей, показать другую жизнь, не такую, как в Обители, надеясь,
что познав доброту и искреннюю заботу юная магичка не захочет
обрекать сотни тысяч людей на смерть из-за желания занять место
Великого отца.
Но больше всего Олира сдружилась с Го. Они оба выросли в
закрытых сообществах, изолированных от большого мира и легко нашли
общий язык. И хотя Олира забыла почти обо всем, прошлое оставило на
ней свой отпечаток.
А вот Идор все больше времени проводил с Хелейной. Поначалу он
аргументировал свое присутствие рядом с юной воительницей заботой о
ее здоровье и здоровье малыша. Но со временем стало понятно, маг
безнадежно и, к сожалению, безответно влюблен в амазонку. Он
таскался за ней, как хвостик, окружал заботой и нежностью, но
Хелейна все еще не забыла Амила и не замечала ухаживаний Идора,
принимая их за привычную угодливость мужчин-рабов.
Я пробовала поговорить с ней на правах Лунной сестры, чтобы
донести мысль о том, что нельзя жить исключительно прошлым, надо
видеть настоящее и смотреть в будущее. Но она стояла на своем:
мертвый холод луны навсегда поселился в ее сердце. И если бы не
ребенок, то она, вообще, отказалась бы от жизни, покончив собой в
Безнадежном бою. Так назывался еще один обычай Королевства Кларин.
Эдакий своеобразный способ самоубиться, напав на заведомо более
сильного или многочисленного противника. Таких смертниц не уважают,
но и не презирают, отдавая должное безрассудной храбрости.
Илайя встала на ноги еще в конце первой седьмицы. И все это
время упорно тренировалась, возвращая себе былую силу и сноровку.
Она изменилась. Хотя она по-прежнему смотрела на всех свысока с
легким презрительным прищуром, я чувствовала, где-то там, в глубине
души сдвинулись какие-то невообразимо тяжелые плиты ее характера,
делая Илайю чуть более открытой миру и другим людям. Мы не
сдружились, конечно, но и перестали избегать друг друга. Наш
временный союзный договор работал просто отлично.