При мыслях о доме и родных стало не
по себе. Сердце болезненно сжалось, и я невольно тяжело вздохнул,
обратив внимание на треклятый медальон, который покоился у меня на
груди. Я уже более-менее научился не обращать на него внимание, но
стоило только почувствовать тяжесть на душе, как он тут же начинал
испускать еле уловимые вибрации. Это было сложно объяснить, но все
мы буквально физически ощущали направление, в котором надо было
двигаться. Словно кто-то неведомый положил ладонь на грудь и не
настойчиво, но в тоже время достаточно уверенно, нажимал на неё,
вынуждая развернуться в нужную сторону. Медальоны, подобно
неведомому магниту, тянулись к дверям, или вратам, или порталам...
В общем к этим дыркам в ткани пространства, которые Вовка сначала
назвал просто словом проход. И, учитывая всю жопность нашего
положения, эти проходы вполне можно было считать задними.
Под подошвами дешёвых китайских
кроссовок зашуршала грязная щебёнка. Очередной порыв холодного
ветра умудрился забраться даже под синтетическую кофту на молнии и
штанины джинсов. Я невольно втянул голову в плечи, поправил
засаленный воротник и прибавил шагу.
Похоже осень две тысячи первого года
в этой версии Челябинска была точно такой же, разве что намного
холодней. На сколько мы смогли понять, в мире происходили те же
события. Жили те же люди. Вот только вместо наших домов торчали
огромные каменные глыбы, словно нас никогда тут и не было вовсе.
Может быть, это была какая-то подсказка, только хрен пойми на что.
И от кого. И что вообще она могла значить.
Впрочем, несмотря на общую странность
всего произошедшего, гараж Мезенцева существовал и здесь. И даже
ключ, который болтался в кармане куртки, с лёгкостью открыл замок.
Вот только вместо оранжевого четыреста двенадцатого москвича его
деда, нас встретил весьма странный УАЗ буханка. Хотя странным был
только его цвет, не свойственный подобным автомобилям. Во всяком
случае, мне такие никогда не попадались.
Это был такой же яркий, буквально
пылающий оттенок оранжевого, что смотрелось весьма странно и
непривычно. Мезенцев всегда говорил, что цвет по ПТС называется
«бизон». Но так это или нет, мы с Вовкой не знали, так что верили
Игорю на слово.
А ещё он всегда назвал дедов москвич
«оранжевым Боливаром». Поэтому, когда вместо ожидаемой машины перед
нами предстала яркая буханка, у меня невольно вырвалось, что этот
Боливар точно вынесет двоих. И даже больше. Но Игорь никак шутку не
оценил, так как не читал О.Генри вообще, и «Дороги, которые мы
выбираем» в частности.