— А я говорю, что ты должен пойти и извиниться перед ней! — чуть
ли не кричал Лу Тен.
— С какой стати?! Она первая наябедничала, — ответил ему Чан
Мин.
«Ага, значит я пришел вовремя», — подумал Айро и
вошел в небольшой садик. Чан Мин сидел на каменной скамейке,
опустив голову и исподлобья рассматривая Лу Тена, который нависал
над ним, скрестив руки.
— А с такой, что нянька твоя из-за тебя в беде! — ругал брата
добродушный Лу Тен.
— В смысле?
— Если с тобою, балда, что-нибудь случится, спрос будет с нее! —
сказал Лу Тен, видимо уже не первый раз критикуя кузена.
— Сам ты балда! Ничего же со мною не произошло! — нашел новый
аргумент Чан Мин и упрямо посмотрел на Лу Тена.
— Только милостью Агни, Чан! — рявкнул Лу Тен, а из его ноздрей
повалил дым. Весьма редкое явление. Чего же такого натворил Чан
Мин, что Лу Тен оказался в таком состоянии?
— Что здесь происходит? — Айро счел нужным вмешаться, потому что
опасался результатов этой ссоры.
— Папа?! — удивленно протянул Лу Тен и, сразу же успокоившись,
бросился к отцу. За ним немножко настороженно подошел племянник.
Айро протянул руку в приглашающем жесте, зовя Чан Мина
присоединиться к объятиям. Затем они все вместе сели на каменную
скамейку, и Айро, обведя детей взглядом, спросил.
— Ну? Я вас слушаю. Что вы не поделили?
— Ничего, дядя, просто Лу Тен зануда! — первым выпалил Чан,
приняв горделивую позу.
— Сам ты зануда! А еще из-за тебя у Мэй проблемы!
— Да ничего с ней не будет!
— Так, стоп! По очереди! — рявкнул Айро. В такие моменты, этих
двоих сорванцов мог успокоить лишь Айро, Озай или Азулон. Урсу,
маму Чан Мина, просто не злили. Причина была в том, что Лу Тену она
заменила родную мать, скончавшуюся, когда он был совсем маленьким,
ну а Чан Мин и так обожал свою маму. — Лу Тен, ты первый.
— Папа, этот… этот… в общем, он опять удрал в город! А Мэй его
увидела. Не знаю как, но он убедил Мэй его не сдавать. Но дядя Озай
собрал всех детишек и как-то понял, что Мэй что-то знает. Ну и
заставил ее обо всем сказать. А этот, мало того, что получил десять
батогов, так еще и при всех обозвал Мэй ябедой и уродиной, —
закончил Лу Тен свою тираду, а Айро посмотрел на Чан Мина. Он уже
не был так беспрекословно уверен в своей правоте. Лишь мальчишеское
упрямство не давало ему признать свои ошибки.