Не знаю, что подействовало больше,
мои крики или притащенное кем-то одеяло, но Альбину удалось
раздеть, растереть и переодеть в сухое.
В яме весело горел здоровенный
костер и мы стояли почти вплотную к огню, не опасаясь, что он может
прожечь одежду и чувствовали, как стылая смерть отходит все
дальше.
— Спасибо, — неожиданно ткнулась мне
в плечо Альбина и тихонько заплакала.
К жилью мы вышли к восьми утра.
Позади остался обледенелый подъем в
горы и нереальная картина — ночь, темнота, адский холод, пар от
людей и лошадей, костры, избитая сотнями ног и копыт тропа...
Воздух, вымороженный до полной прозрачности, создавал иллюзию
близости слабеньких огней Илиджи, Райловаца и Сараево, дрожавших в
десяти километрах. И прошли мы совсем рядом с памятными мне по
первой Боснии олимпийской горнолыжной трассой и трамплином. Вот лет
через сорок их тут и построят. Или не построят, смотря сколько я
нахреновертить успею.
Уж не знаю как там Александр
Васильевич, но мы со своим «переходом Суворова через Альпы»
справились. Никто больше даже в воду не сверзился, это только нам
так повезло, чему свидетельством шорох и скрип заледеневшей одежды.
Той, в которой мы в ручье фигуряли — скинуть-то ее при переодевании
скинули, но тут же и бросили, не до нее было, а когда спохватились,
ткань задубела. Примерно как у Доцента с компанией в «Джентльменах
удачи», только вместо цемента лед. Стоящую колом одежку прицепили
ко вьюкам и рюкзакам, вот она и громыхала при каждом шаге, пока
влага не вымерзла.
Большой затык случился только один
раз, на крутом подъеме, покрытом льдом. Черногорцы первого
батальона со своим командиром-горнострелком взобрались наверх,
скинули веревки, пока застрявшие внизу рубили лед топорами и любым
подходящим инструментом, разгружали вьючных лошадей и волокли
снарягу вверх на своих двоих. А потом еще и втаскивали лошадей.
Коча, командиры и комиссары метались вдоль колонны и следили, чтобы
никто не устроился отдыхать в снегу — сядешь, пригреешься,
задремлешь и конец тебе, замерз насмерть.
Очень помогли шипы, кошки и
несколько ледорубов, потом штаб приказал двигаться перекатом —
через два часа марша головной батальон уступает место следующему в
колонне и встает на отдых. Разжигает костры за перепадами высот,
чтобы из долины не сильно видели, обогревается у них стоя (Не
садиться! Замерзнешь!). Когда бригада проходит мимо, отдохнувший
батальон присоединяется, но уже замыкающим. Так понемногу и шли, и
грелись — все, кроме нас, мы безвылазно прикрывали хвост.