Было непривычно тихо в этот час,
когда каждый шаг отдавался в голове болью, а в душе ворочался
страх, вынуждавший одинокого прохожего то и дело оборачиваться,
пытаясь рассмотреть невидимую опасность. Пройдёт совсем немного
времени, и под слегка светлеющими небесами заскрипят двери пекарен,
начнут зажигаться лампы в лавках мастеровых, застучат по брусчатке
башмаки спешащих к открытию рыбного рынка торговцев. А пока юный
рассвет не спешил, потягиваясь, трясти своей золотой головой над
миром, меня сопровождал только дышавший в шею пугающий мрак
ночи…
Дорога шла под уклон, и пришлось
невольно ускорить шаги, говоря себе, что я вовсе не убегаю от
невидимого врага, а просто спешу поскорее выполнить это нелепое
поручение. Когда в нос ударила смесь запахов морской соли,
водорослей и тухлой рыбы, из груди вырвался непонятный вздох
облегчения. И хотя за плотным туманом не было видно кораблей, я
«почувствовал» их присутствие ― казалось, огромные чудища
притаились за этой влажной завесой, пряча свои грузные тела под
толщей океанской воды и готовые в любой момент вынырнуть, атакуя и
заглатывая волны гигантскими ртами…
― Да что это со мной ― неужели я
поэт? Или, скорее всего, такой же контрабандист, как и
«сердобольный» старикашка, приютивший обречённого человека. Морская
дева, верни хотя бы каплю памяти, нечестно, когда в голове также
пусто, как и на этой…
Кто-то приближался со стороны гавани,
и я запаниковал, пытаясь вспомнить название корабля, у которого
должен был ждать незнакомца:
― Святой, как его там… а, Лурк.
Только как определить, где он тут, если ничего не видно?
Человек приблизился, и пришлось
поднять фонарь, чтобы рассмотреть его лицо. Надо сказать, оно мне
сразу не понравилось ― грубое и неприветливое, заросшее бородой по
самые брови, нависавшие над покрасневшими мутными глазами. Его
суровый обладатель или не спал больше недели, или просто
давно забыл значение слова «трезвый». На нём был непромокаемый
рыбацкий плащ с большим капюшоном; руки, спрятанные в широких
рукавах, могли держать всё что угодно ― от тесака до кастета…
Он рыкнул:
― Ты кто и что тут шастаешь?
Убирайся, пока я не сбросил твой труп в море…
Я напрягся, нащупав под плащом
рукоять большого ножа, но в этот момент незнакомец, икнув и потеряв
ко мне всякий интерес, развернулся и, напевая под нос что-то
невнятное, нетвёрдой походкой побрёл куда-то в одному ему известном
направлении. Но радоваться было ещё рано, чья-то рука опустилась на
плечо, и поясницу неприятно кольнуло: