Он очень осторожно перекатился на бок, устроив голову на согнутой руке, и улыбнулся:
– Ты такая красивая...
Костя всегда ограничивался коротким:
– Я соскучился... – или: – Я хочу тебя...
Мужчины-коллеги, заметив где-нибудь вне стен отдела, баловали:
– Ты в этом платье просто девочка. Миленько сидит! – или: – Эта причёска тебе к лицу.
Но фразу «Ты такая красивая» ей ещё никто никогда не говорил.
Может быть, что-то промелькнуло на её лице, какая-то тень воспоминаний – и он заметил, почувствовал, иронические искорки в глазах заплясали… Только что-то было не так в его улыбке, отчего вдруг стало страшно, как тогда на кухне. Только тогда рядом, за стеной, были коллеги и слово-пароль, и она могла применить приём, ударить, а сейчас одна и причинить ему боль уже не сможет.
А Савельев, ёрничая, сообщил:
– Секретарши, несколько младших офицеров полиции, почтальон, девушка-водопроводчик, учительницы, даже заведующая детским садом один раз была, но с непосредственным начальством – первый раз! – Ухмыльнулся: – Очень возбуждает!
Оксана промолчала, стараясь скрыть пришедшую боль, а он продолжал веселиться:
– Что ж молчишь? О своих победах не рассказываешь!
И она нервно прошипела:
– Во всяком случае, на дефицит кавалеров никогда не жаловалась!
– Ну да! При таком кавалере грех жаловаться! Генерал! Его высочество!
Такое нельзя оставить безнаказанным. Пусть не думает, что она никому не нужна! Потому собрала силы, улыбнулась, представляя Костю как двух персонажей:
– И с полковником, и с генералом было, – а потом опять солгала: – Коллеги – и не только коллеги – замуж звали, но мне и так хорошо...
Отвернувшись, он прикурил сигарету, подавился дымом, и, пока откашлялся, она приготовилась, уже совершенно уверенная, что сейчас опять будет больно. Оксана спокойно выслушала признание:
– Лучше честно сказать! Замуж не позову! Я зарок дал. Больше не женюсь никогда!
Зачем столько слов? Он здесь вырос, и обычаи, традиции этой деревни, понятия о порядочности, о женской честности – это всё его, с молоком матери впиталось... Он здесь уважаемый человек, свой в доску, и всё-таки на порядок выше и уважение к нему, и гордость за своего, сумевшего подняться и не растерявшего общее, общинное. А она чужая, генеральская любовница, и уважение к ней сиюминутное. Завтра слух пройдёт: