— Я не знаю, каким демонам ты молишься, ведьма, но меня тебе не
достать, — говорит Селина, пытаясь привести в порядок свое дыхание.
Затем кидает взгляд на рассыпавшиеся драгоценности и поднимает одно
из колец, которое ей особо приглянулось, — какая прелесть!
— Бери что хочешь, кроме этого кольца, — с трудом произнося
слова, говорила Занни, держась за болящую челюсть и пытаясь
встать.
— О, именно его я и возьму, — любезно сообщает ей Селина и бьет
своей ногой по ее груди, вновь сваливая Затанну на землю, — тут
бриллиантов на сорок тысяч. А само оно потянет на пятьдесят! Как
раз хватит бедной мне на моральную компенсацию.
— Поставь на место, говорю тебе по хорошему, — буквально кричит
Затанна, с трудом преодолевая боль и не обращая внимания на слезы
боли и отчаяния.
— Хм. И что же ты мне сделаешь, куколка? Отшлепаешь? Прости, мне
нравятся большие здоровые мужики, а не мелкие соплюшки, — говорит
она и, сделав театральный поклон, берет горсть других
драгоценностей и выскакивает из комнаты, по ходу дела отправив в
нокаут пару рабочих, которым не повезло очутиться в коридоре.
Вырвавшись из театра, Селина поднимается по пожарной лестнице на
крышу. Не без эксцессов, но налет закончился удачно. Хм, надо будет
поблагодарить наводчика, как только она узнает его настоящую
личность. Так она думала пока вдруг прямо перед ней не выбило искры
какая-то… пуля?.. заставив ее остановиться. Она огляделась, но
никого не увидев, попыталась сделать шаг, как вдруг точно такая же
пуля выбила искру в сантиметре от ее ноги. Тут-то она и заметила,
что не одна на крыше. В углу стоял человек в черной маске и держал
в руках пистолет с глушителем. Как она его не заметила, оставалось
тайной.
— Тебе мама не говорила, что воровать не хорошо? — вдруг сказал
человек с искаженным голосовым модулятором голосом.
— А тебе мама не говорила не совать нос в чужие дела? — не
осталась в долгу Селина, заняв боевую стойку.
— Не успела. Умерла, когда мне было двенадцать, — сказал он с
вполне себе искренним сожалением, насколько могла понять
Селина.
— Моя повесилась в шесть. Так что не дави на жалость, — говорит
она, не забывая следить за стволом, который, впрочем, был направлен
вверх.
— А, понятно. Так вот откуда такое непочтение к старшим, — по
стариковски прокряхетел незнакомец, вздохнув.