Сон был беспокойный, странный и даже немного жуткий. Да и состояние моё перед этим сном тоже нормой не назовёшь. Ощущение было такое, будто я простудился, и у меня начинается жар. Снился тоже какой-то бред, будто я привязан к столу из нержавеющей стали, а надо мной склонился Пётр. Нет, не святой Пётр, а тот самый, который Царь. Он что-то бормотал, прикреплял ко мне какие-то приборы, постоянно приговаривая: "Скоро ты будешь со мной, Сумрак, недолго тебе ещё осталось…"
Проснулся я от того, что меня тормошили.
— Сумрак, ты как? — надо мной склонился Гарпун. — Эй, народ, кажется, у нас больной, — крикнул он кому-то за спину.
Тут же у моей лавки появились все мои друзья и начали по очереди прикладывать свои ладони к моей голове.
— Ну-ка разойдись, молодёжь! — через них с трудом протиснулась баба Маша и точно так же приложила ладонь к моей голове. — Так, понятно, — пошамкала она и снова куда-то пошмыгала, покачиваясь при каждом шаге.
Состояние действительно было кошмарным, голова тяжёлая, все звуки казались гулкими, как будто я нахожусь в пустой бочке. Странно, вроде и простудиться-то было негде, даже ноги ни разу не промочил. Хотя был один день, когда мы шли под постоянным дождём. Главное, чтобы не вирус, с их уровнем медицины — верная смерть. У Линзы может есть какие таблетки, вытаскивал же меня Фантом антибиотиками после драки с кабанами.
— Так, рот открой, — ко мне снова подошла баба Маша. — Давай, давай, милок, не будь как маленький, — сунула она мне ложку какой-то горькой каши в рот.
Меня едва не вывернуло от этого вкуса, но баба Маша крепко прижала к моим губам свою сухую ладонь.
— Терпи, милок, терпи, — причитала она. — Завтра будет лучше. Сейчас Тимофей баню истопит, попарим тебя, сразу лучше станет, а сейчас спи, — с этими словами она приложила свою ладонь мне ко лбу и стукнула двумя пальцами по ней сверху. Отключился я мгновенно.
Проснулся от того, что меня куда-то кто-то несёт.
— Эй, куда мы? — еле слышно спросил я.
— Спокойно, командир, баба Маша сказала, чтоб я тебя в баню приволок, — услышал я голос Штампа.
Послышался скрип двери, меня обдало невыносимым жаром.
— Раздевай его и вали, — услышал я голос бабы Маши. — Давай шевелись.
С меня стянули штаны, трусы, потом сняли рубаху и майку, затем меня голого занесли в парилку и уложили на полок. Дверь закрылась, послышалось бормотание, баба Маша, что-то бормоча, загремела тазами и что-то двигала. Я продолжал лежать с закрытыми глазами, смотреть было тяжело, но любопытство пересилило. Бр-р-р, лучше бы не смотрел, баба Маша хозяйничала в парной абсолютно голой. Зрелище то ещё, бр-р-р, да, отвратительное зрелище. Бормотание стало громче, сухая рука снова затолкала мне в рот эту отвратительную горькую кашу и зажала его. Едва мои рвотные рефлексы закончились, я услышал шипение от воды, выплеснутой на раскалённые камни. Дышать стало тяжело, и я попытался прикрыть рот руками.