И протянул ко мне обе руки, чем возмутил ещё сильнее. Но я пока
сдерживалась.
К счастью, в этот самый момент к нам подошёл профессор Вортенс,
дежуривший в зале как наблюдатель. Он преподавал химию, очень любил
классическую музыку и не раз приходил на наши выступления. Потому я
не сомневалась, что сейчас он поможет решить зарождающийся
конфликт.
— Мальчики, — начал профессор, обращаясь к рыжему и его другу, —
вы зря пришли. Тут собрались истинные ценители прекрасного.
— Мы тоже ценители прекрасного, — возразил блондин. — Вот
смотрим на прекрасных девушек и очень ценим их красоту. Но под
современную музыку это делать гораздо приятнее.
Вортенс стушевался, но пока продолжил гнуть свою линию:
— И всё же вам лучше уйти. Мы обязательно согласуем другой
танцевальный вечер, на котором будут играть мелодии из вашего
репертуара. Но не сегодня.
Он говорил неуверенно, да и вообще не отличался сильным
характером. Конечно, это не укрылось от его оппонентов. Как дикие
звери, они уже почувствовали чужой страх и теперь точно не
собирались отступать.
— А мы именно сейчас просто жаждем танцев, — заявил рыжий и,
подойдя к граммофону, начал крутить завод. Потом обернулся к толпе,
с которой пришёл, и крикнул: — Князь, давай пластинку. Всё
готово.
Ему никто не ответил. Но спустя пару секунд я увидела идущего к
нам молодого статного мужчину. Он тоже был одет довольно просто, но
шёл гордо, а толпа расступалась, чтобы освободить ему дорогу. И
лишь стоило мне рассмотреть его лицо, как стало понятно, что мы
проиграли.
Армана Граниди в нашем университете, как и во всей столице,
знали все. Да и как не знать единственного племянника императора?
Он тоже учился в нашем университете, но я всегда предпочитала
держаться от него подальше. У Граниди была отвратительная репутация
кутилы и настоящего прожигателя жизни. Одно время о нём постоянно
выходили разгромные статьи в газетах, но потом про него как-то
резко перестали писать. Наверняка вмешался его величество.
Так и не сказав ни слова в тишине, повисшей в зале, он прошёл к
граммофону, опустил на него пластинку и сам установил иглу на
начало. Тут же послышалась ритмичная громкая музыка, поверх которой
зазвучал грубый скрипучий голос исполнителя.
— Вот это я понимаю! Настоящий джаз, — пританцовывая, выдал
рыжий.