– Я не смогу! – взвизгнула девица,
размазывая по лицу грязь и слезы. – Не смогу я!
– Сможешь, – ответил Глеб. – Подъем и
копытцами на раз-два-три-четыре. Можно и раз-два, раз-два,
левой-правой. А не то Масленица придет и фьють…
Он и рюкзак забрал, понадеялся, что
отдаст на ближайшем привале, а вышло волочить до самого поселка.
Чувство гордости за собственное благородство быстро сменилось
раздражением.
Довыделывался, Ланселот несчастный.
Терпи.
Терпел. Дошел. И она дошла, и все
остальные тоже. На месте выяснилось, что группа их – предпоследняя,
а ноющая девка – и совсем даже не девка, а баба среднего возраста –
местный врач.
И еще выяснилось, что она на Глеба
обижена до глубины своей невинное души. Рюкзак забрала, презреньем
обдала и свалила.
С тех пор и не разговаривали.
Нет, отказать-то в помощи она не
посмеет. Функция у нее такая – людей лечить. И Глеба полечит. И
наверное, даже хорошо: получится переговорить по-человечески,
узнать, чем обидел. С этой мыслью Глеб и отключился. Очнулся от
жажды и зуда во всем теле. Возился, скреб горстью ноги сквозь
плотную ткань штанов, качался и ерзал, раздирая спину, а когда
невмочь стало – выскочил наружу.
Солнце садилось. Рыжий шар нижним
краем почти коснулся болота, плеснув на желто-красные сфагновые
поля багрянцу. Черной лентой вытянулся старый мелиоративный канал,
в который уже упали первые бревна будущей плотины.
Пора была уходить.
Глеб, кое-как собрав вещи, ступил на
тропу. Он шел так быстро, как мог, и почва пружинила под ногами.
Хлюпало под ботинками, болото облизывало ноги, но не трогало, точно
примерялось и заращивало раны-следы. А Глеб все подгонял себя.
И встреча с вредной врачихой казалась
почти наградой за старание.
Надо только не останавливаться. И
разговаривать. Чтобы не отключиться, нужно разговаривать. Плевать,
что не с кем, главное – вслух. Плевать, что говорить, главное –
говорить. И Глеб говорил.
– О, кони огненогие! Спешите вы
вскачь к жилищу Фебову! Раз-два. Раз-два. Можно и
раз-два-три-четыре. А потом масленица придет и фьють… был Фаэтон
возницею…
Поселок показался издали столбом
дыма, подпершим небо. Солнце, на две трети ушедшее в топь, глядело
сквозь черноту, и сполохи огня свивались второй короной. Ветер
донес запах гари, жареного мяса и паленого пластика.
Глеб остановился на бегу, воткнув
приклад винтовки в мох.