Нельзя кашлять. Оставят. Зачем им
больные, когда есть целый город здоровых? Любого возьми, пообещай
жизнь и он побежит…
Солдатик вернул карту, выдал бэйдж и
велел идти по линии. Глеб пошел и вышел на взлетное поле, где
дожидались своего часа два десятка тяжелых МИ-46ТС. К ним
протянулась вереница машин. Муравьями сновали погрузчики. А
круглолицый капрал распределял людей по машинам.
Везучих набралось с сотню. Только
везению своему до конца не поверили. И Глеб тоже не верил, даже
когда забрался в машину.
А суета как-то сразу и вдруг
оборвалась.
Человечек в белой рубашке взмахнул
флажками и, придерживая кепку рукой, побежал. По сигналу вертолеты
загудели. Винты раскручивались медленно и, набрав обороты,
разодрали сгустившийся воздух. Клонилась к земле сизая трава, летел
к горизонту одуванчиковый пух. Глеб сидел на ящиках и обеими руками
цеплялся за ремни. Когда туша машины вздрогнула и оторвалась от
земли, Глеб все-таки раскашлялся. И соседка - женщина
неопределенного возраста, с марлевой повязкой на лице –
отодвинулась.
Вертолеты же выстроились журавлиным
косяком и легли на курс. Глеб прилип к иллюминатору. Земля,
расчерченная зелеными и желтыми квадратами, была опутана паутиной
дорог и продавлена тысячетонными тушами городов. А потом все вдруг
исчезло, растворившись в мути облаков. И появилось вновь лишь через
пару часов, когда вертолеты пошли на снижение.
Бурое одеяло болот приближалось. И
вот оно уже не бурое. Лиловое. Белое. Темно-зеленое в полосах
ельников. Синими осколками стекла – озера. И черными пятнами –
гари.
Садились на месте старых
торфоразработок. Тяжелые машины увязали в земле, как стрекозы в
меду, и возмущенно скрежетали, до последнего не желая глушить
моторы. Вал воздуха сдувал серую пыль и комки мха, заставлял
пригибаться к земле.
Люди выгрузились. Не все – десятка
два. Вертолеты поднялись в воздух, и с небес вместо дождя долго
сыпалась сухая земляная крошка.
Шли два дня. С непривычки было
тяжело. Проваливались в моховую муть ноги и увязали, приходилось
вытаскивать, делать шаг и снова, увязнув, тащить, носком
придерживая съезжающий сапог. За Глебом шла та самая девица с
марлевой повязкой на лице и вздыхала, с каждым шагом все громче. А
к концу дня вздохи сменились стонами.
Потом девица и вовсе рухнула ничком
на желтую кочку. Она лежала, не реагируя на уговоры, и выглядела
мертвой. Тогда Глеб просто перетянул ее посохом, а когда вскочила,
указал на тропу.