— Из Курляндии, — пояснил я.
— Жаль, — вздохнул Василий Александрович. —
Выходит вам и в Семеновский али Преображенский полки не попасть.
Они сейчас берут иноземцев разве что в музыканты. Виктор Иванович,
может, возьмешь их в полк сверхкомплекту?
— Не могу, — вздохнул Касаткин. — У нас и так
сверх штатов куча всякого народа приписано, одних младенцев душ
эдак сто наберется, а то и больше. Матушка императрица гневаться
изволит таким переполнением.
— Тогда не взыщите, — Василий Александрович развел
руками. — Рад бы помочь, да нечем. Попробуйте в армейский полк
устроиться. Если фортуна переменится, глядишь, и в гвардию
переведетесь.
Я вспомнил о бумагах, которые принес офицер полковому
комиссару:
— Господа, примите наши извинения. Не хочется докучать, но
посмотрите, нет ли в принесенных документах наших имен — баронов
фон Гофена и фон Брауна?
Касаткин порылся в бумагах, внимательно вчитался, потер
указательным пальцем переносицу и сипло объявил:
— Господа, пришла моя очередь просить прощения. Поручик
Нащокин[13] доставил приказы о вашем зачислении в полк, — полковой
комиссар приосанился. — Поздравляю вас, гренадеры третьей роты
Дитрих фон Гофен и Карл фон Браун. Надеюсь, вы не посрамите славы
лейб-гвардии ея императорского величества.
«Спасибо тебе, Густав Бирон», — подумал я. Подполковник не забыл
о своем обещании, мало того, что устроил нас в гвардию, так еще и
позаботился, чтобы мы попали в одну роту.
— Рота ваша вместе с остальными частями полка еще не
прибыла из лагерей, — сказал поручик Нащокин. — Думаю,
спешить на воссоединение с ней еще рано. Впереди много дел: вам
надо построить мундир, получить оружие и довольствие. Жить есть
где?
— Нет, мы комнату в герберге снимали, но содержать ее более
не на что, — вздохнул я.
— Тогда еще и на постой надо встать. Ну, это к полковому
квартирмейстеру, господину майору Шипову. Он вам билет
выдаст, — Нащокин вспомнил что-то и добавил:
— Виктор Иванович, выпиши гренадерам сумму для скудости.
Видишь, поиздержались они, покуда назначения ждали.
Полковой комиссар кивнул:
— Не обижу, Василий Андреевич. Непременно войду в
положение, благо деньги в казне от отпускников пока имеются.
— А мне пора! Счастливо, братцы.
Нащокин умчался так же стремительно, как появился.
Касаткин дождался, когда хлопнет дверь, открыл окованный
сундучок и стал выкладывать на стол горки из монет.