— А я знаю итальянский? — пробубнил я, проталкивая звуки сквозь
сжатые губы.
— Знаешь. — кивнула Амелия, — И не только его. Мы с тобой
изучали латынь и староанглийский. — она улыбнулась и наконец
отпустила меня, взмахнув при этом палочкой. Из кончика вылетел луч
света, буквально сдувший с меня свечение, удерживающее в воздухе, —
К тому же книга в твоих руках как раз-таки написана на языке моей
родины.
— Правда? — я с удивлением опустил взгляд на книгу в руках и
посмотрел на обложку, на которой серебряными вензелями было
написано три слова, — Эм... Пойцони э велени... — Лицо матери
приобрело какое-то ожидающее выражение, — Это... Зелья и яды?
— Верно! — она воскликнула и счастливо засмеялась, — Правильно,
аморуччо! Я так рада.
— Действительно... — пробормотал я, не понимая что происходит.
Если с английским вопросов не возникало, так как я изучал его в
прошлом и достаточно сносно пользовался как устно, так и письменно,
то вот с итальянским не был связан ровным счётом никак. «Возможно
ли, что воспоминания прежнего Блейза всё-таки остались?» —
мелькнула мысль в голове.
— Кстати, Бьяджо, я прикупила кое-что для твоего чтения по
рекомендации целителя. — она сделала паузу и задумчиво приложила
пальчик к собственному подбородку, — И, раз уж ты меня сегодня так
порадовал, то я разрешаю прочитать эту книгу. — женщина указала на
талмуд в моих руках, — Возможно это поможет тебе вспомнить
что-нибудь ещё. Но обещай не варить ничего без меня. Только в моём
присутствии! Это понятно?
— Целиком и полностью. — я покивал с довольным видом, — А что
именно ты прикупила?
— Вот. — Амелия засунула руку в сумочку, что предварительно
подняла с пола, куда та улетела аккурат перед началом нотации, и
вытащила не особо толстую книжку по сравнению с той, что находилась
у меня. И буквы на ней складывались в довольно занимательное и, что
уж греха таить, нужное лично для меня слово «Окклюменция»
И вновь начались рутинные будни. Не сказать, что мне это не
нравилось. Напротив, я понимал полезность и нужность моих новых
занятий, а потому старательно выполнял все упражнения. Особенно в
окклюменции, которая специализировалась не только на защите разума
и воспоминаний от вторжения из вне, но и помогала систематизировать
последние.
Это не значит, что я получу идеальную память, близкую к
фотографической, нет. Эта магическая дисциплина работает несколько
иначе. Да и как говаривал один известнейший детектив, проживающий
на Бейкер-стрит: «Человеческий мозг — это пустой чердак, куда можно
набить всё, что угодно.» Вот только даже на этом чердаке рано или
поздно заканчивается место и чтобы затолкать туда что-то новое,
нужно выкинуть старое. Так что невозможно помнить всё. Но по словам
целителя Шафта, которые мне передала Амелия, какая-то часть
воспоминаний в данный момент будто бы запечатана в глубине моего
«чердака» и их можно вытащить наружу. Нужен лишь толчок. И это в
какой-то степени радовало.