Когда я отдышался и немного пришел в себя, то понял, что
нахожусь в соседнем квартале от своего дома. Наверное, так будет
даже лучше. Чуток отдышусь, приму теплый душ, успокоюсь и в
полицию.
Если честно, то выходить из машины было страшно. Все ожидал, что
опять начнется какая-то чертовщина. Вернее, продолжится. Но нет,
ряд серых пятиэтажек безмолвно взирал на меня черными окнами. Звук
захлопнутой двери разнесся далеко вокруг, и ему ничего не
вторило.
Я быстро поднялся к себе, бросил короб с едой в прихожей и
помчался в туалет, где меня весело и непринужденно вывернуло. Хотя
сказано это весьма литературно. Рвало меня так, как никогда раньше.
Хуже, чем в первый раз, когда с пацанами попробовали сомнительного
самогона. И даже не так, как на проводах в армию. Тогда молодой
идиот Матвей Зорин искренне считал, что утром умрет в пазике.
Рвало меня долго, с желчью, ручьями слез и попытками вдохнуть
воздух в перерыве. Мне даже подумалось, что теперь я могу написать
книгу – «Как быстро похудеть на пять килограммов». Глава первая:
«Пусть на ваших глазах умрет странная бабка».
И самое противное, становилось только хуже. Пот лил с меня
градом, то и дело я терял фокус, и все перед глазами расплывалось в
мерзкие пятна. Тело стало ватным, непослушным, чужим.
Не знаю, сколько это продолжалось. Мне подумалось, что пару
часов. На ноги я еле поднялся, обессиленный и выжатый как лимон.
Нажал на кнопку в бачке, умылся, поглядел в зеркало и ужаснулся.
Как там говорят, краше в гроб кладут?
Нет, я и правда красавцем никогда не был. Но теперь на меня
глядел и вовсе ходячий труп – глаза провалились куда-то вглубь, под
ними недельные синяки, щек нет, одни скулы и синие губы.
И мысли странные, тяжелые, чужие. Словно по радио их слушаешь. С
той лишь разницей, что радио в твоей башке. И переключить ты его
вообще не можешь.
Я на ватных ногах вышел в коридор, увидел лежащий короб с
несчастными роллами, а потом… потом все как у худеющих дам,
оказавшихся в пекарне – полный туман. Был лишь голод. Чудовищный,
невообразимый, которому нельзя сопротивляться. Наверное, будь я в
магазине, так жрал бы все без разбора прямо с прилавка.
Немного отпустило меня, уже когда в руках треснул пластиковый
контейнер от третьего сета. Я машинально отправлял в рот рисовые
колобки с запеченной шапкой и отмечал странность, которая со мной
происходила. Что эта старая карга сделала? Загипнотизировала?
Внушила какую-то хрень, в результате которой я творю дичь. И
мерещится еще мне всякое.