— Да вот... опыт смерти перевариваю. Не каждый день случается, —
чуть помедлив, ответила Марианн больше в той манере, в которой
когда-то разговаривала с Лили.
— Для кого как, — пожал плечами собеседник и Марианн захотелось
хмыкнуть. Этот тип каждый день подыхает что ли?
— Ты посланник смерти? — была одна забавная легенда, в которой
говорилось, что перед тем как умереть, люди способны увидеть
призрака, предупреждающего о грядущем событии, но синего плаща не
упоминали. Хотя с чего бы кому-то знать, что было до или после иной
грани?
— Нет, с Калисией не вожусь, хотя в чем-то мы с ней похожи, —
непринуждённо ответил собеседник, совершенно не заморачиваясь над
её непониманием. А затем дёрнул рукавом, в котором мелькнули белые
пальцы, и сказал: — Только давай без вопросов, ответов на которые
ты сама не поймёшь. Если я начну всё разъяснять, ты мало того что
не переваришь, так ещё и время своё потеряешь.
Марианн сжала губы, не успев спросить о том, кто такая Калисия.
Как учёной определить, какие вопросы вызовут непонимание? Звучало
слишком абсурдно и если её хотели заткнуть этим, то вышло
прекрасно.
— Где я? — собеседник отрицательно мотнул головой, обозначая,
что ответа она не дождётся и Мари едва не поморщилась. То, что она
находится в месте, про которое ничего не знает, Мари понимала, но
на ответ всё же надеялась. Интересно же.
— Я умерла? — перефразировала она и услышала тяжкий вздох, после
которого недопосланник резко опустился вниз и сел в позу бабочки,
из-за чего плащ спереди натянулся, а сзади странным образом стал
свисать вниз. Пола в этом пространстве не было.
— Это надолго затянется… Да, умерла, — похоже вопросы, на
которые Мари знает ответ, считаются приемлемыми. А если взять
что-то, в чём она не уверена, но что предполагает?
— А другие? — тихо уточнила женщина, пытаясь разглядеть в тени
капюшона хоть какие-то черты лица. Неспособность видеть глаза
собеседника раздражала.
— Все люди, что были в том здании, погибли. Но могу поздравить:
ваша авантюра с печатью переноса удалась.
Полупрозрачные руки крепче сжали белый лабораторный халат.
Марианн переполнило сожалением, тоской. Могла ли она в таком
состоянии плакать или нет, не важно. Женщина была виновата и сполна
заслужила каждый грамм вины. Всё это время она пыталась убедить
себя, что вмешивается в сложившуюся ситуацию из любопытства, что
принимает решение из чистого эгоизма, но… Где-то в одной из рабочих
тетрадей лежала фотография дочери Дорэя с её единственным ребёнком,
чьи глаза были того же изумрудного оттенка, что и у деда. Что
мешало Гротэр выпроводить Глорию и других с базы на время
проведения эксперимента? Сделать всё в одиночку?