Не знаю, можно ли было отнести Гвара к детям, да ещё и невинным,
но позиция Большого не стала для меня сюрпризом. Первые сомнения
появились у него ещё в тот момент, когда я приказал ликвидировать
пленных бойцов Ворона. Теперь сомнения «проросли» и превратились в
недовольство — впрочем, это в любом случае был всего лишь вопрос
времени.
— Не переживай, — хмыкнул я. — Если мне приспичит разобраться с
каким-нибудь ребёнком, то ты будешь последним, к кому я
обращусь.
Большой поморщился. Ему не нравился мой шутливый тон.
— Мы не воюем с детьми, — уже без тени улыбки добавил я. — Пока
они не воюют с нами. Но тот, кто сперва взял в руки оружие, а затем
направил его против нас, становиться врагом, вне зависимости от
возраста, расы, пола и сексуальной ориентации. И если твои
высочайшие моральные принципы не позволяют согласиться с таким
положением вещей, то нам лучше распрощаться прямо сейчас.
Я специально обострял ситуацию. Вопрос на самом деле был
нешуточный и требовал незамедлительного разрешения. Принципы — это
хорошо, но мне нужны солдаты, готовые выполнить приказ, а не
святые, проверяющие любое распоряжение на соответствие всем
нравственным ориентирам.
— И раз уж ты хочешь знать, — добавил я, — тот парнишка, который
шёл за нами, жив.
Пальцы скользнули к перевязи с метательными ножами. Я следил за
руками Большого, контролируя все его действия, и ждал ответа.
— Не уверен, что полностью понял тебя, милостивый государь, —
через мгновение произнёс коротышка. — Но я услышал главное — ты не
чудовище и не станешь делать чудовище из меня.
— Обычно, — усмехнулся я, — люди прекрасно справляются с этой
задачей и без моей помощи.
— Я постараюсь остаться собой, — улыбнулся Большой. — Клянусь
куцей бородёнкой Первородного папашки Самума, ты не представляешь,
какое это наслаждение!
Лэйла демонстративно закатила глаза. Она всем своим видом
показывала, что у неё-то никаких моральных терзаний никогда не было
и быть не могло. Правда, после того, как невидимый «режиссёр» из
Гиблого леса показал нам её желания и мечты, верилось в это с
большим трудом.
Дру-уг участия в беседе не принимал. Всё, что его заботило — это
добыча, грудой лежавшая посреди панциря, и Усач, который аккуратно
протискивался среди деревьев. До всего остального морфану не было
никакого дела.