Кроме того, разведчик дал несколько простых, но крайне толковых
советов по взаимодействию с личным составом. Вкратце их можно было
свести к известному Закону Мёрфи, который гласил, что если
что-нибудь может пойти не так, то оно обязательно не так и пойдёт.
И к этому нужно быть готовым.
— Никому не верь, иначе тебя обманут, — подвёл итог Марк. — И не
пытайся быть хорошей для всех, иначе твою доброту примут за
слабость.
Я усмехнулся. Как говорили в Советской армии, куда солдата ни
целуй — у него везде задница. И спорить с этим провокационным
утверждением мог только тот, кто никогда не имел дела с
переполненными дурной энергией бойцами.
Барталомея впитывала новую информацию как губка. Отложенный было
стилус снова оказался зажат в тонких лазурных пальцах, а навощённая
доска покрылась плотной вязью символов. Девушка старательно
конспектировала всё сказанное и, судя по плотно сжатым губам, ей
уже не терпелось применить новые знания на практике.
— Если справишься, узнаешь об Усаче и его сородичах столько, что
ни один учёный муж в Империи не сможет сравниться с тобой, —
напоследок я решил немного «пощекотать» присущее Барталомее
тщеславие.
Щёки девушки снова покрылись фиолетовыми пятнами, а на лице
мелькнуло мечтательное выражение. Погружение в фантазии о грядущей
славе не продлилось долго, однако мой «удар» определённо попал в
цель.
Наскоро обсудив ещё кое-какие организационные вопросы, мы,
наконец, разошлись по своим делам. Барталомея отправилась в лавку,
чтобы подготовиться к прибытию личного состава. Марк выдвинулся по
направлению к замку, а нас с Большим ждала «Нежная роза».
Точнее, «Нежная роза» ждала меня. Коротышке же предстояло
понаблюдать за борделем с некоторого расстояния. Но он, судя по
довольной физиономии, об этом пока не догадывался.
— Уходишь? — из кухни выглянул Висельник.
— Ухожу, — не стал спорить с очевидным я.
— Ничего не забыл? — спросил гигант с хитрым ленинским
прищуром.
— У меня нет времени разгадывать твои загадки, — спокойно
произнёс я. — Хочешь что-то сказать — говори.
Висельник недовольно поморщился. Наша беседа сразу свернула
куда-то не туда, и все его надежды поразвлечься пошли прахом.
— Вот, — хмуро бросил он, вытащив из-за спины какой-то длинный
свёрток. — Твоё.
Я хотел было спросить, что это, но как только свёрток оказался в
моих руках, все вопросы отпали сами собой. Под грубой холщовой
тканью скрывался «Вепрь» — клевец раскаявшегося. И зерно ликвера,
«сидевшее» в его ударной части, почему-то горело ярким синим
огнём.