— Федор.
— Кирилл. Выглядишь неважно.
Он поднялся, приветствуя старого друга, пожал ему руку. Бросил
короткий взгляд на меня, но ничего не сказал. А ведь ему уже
наверняка, хотя бы в общих чертах, доложили, что за типа ведет на
прием Кузнецов. Ну, не мог он не знать, какой бы не была
секретность.
Я, по крайней мере, исходил из этого. Поэтому, кивнув и
произнеся: “Вечер добрый, Кирилл Владимирович!” сразу же прошел к
стенной нише, и плесканул себе в стеклянный бокал немного вина. И
уже вооруженный напитком, уселся в свободное кресло, коих в
кабинете было ровно три штуки.
Мы с ним не были друзьями. Никогда. Иногда враждовали, но чаще
сотрудничали. Я не разделял его мечтаний о возрождении монархии,
более того, противился этому, как только мог. Но при этом я всегда
относился к нему с уважением. Все-таки, именно этот мужик положил
конец усобице русских новусов, позволив нам бороться с Вторжением.
И даже почти остановить его.
И мы часто общались. Чаще, чем мне бы хотелось. В те времена я
всегда вел себя примерно так, как сейчас. А Стрельницкому было
прекрасно известно, что Ликвидатору Ляху проще пустить еще одну
пулю в затылок, чем заставить соблюдать субординацию.
— Моча какая-то. — сообщил я свое мнение, сделав глоток.
— Французское. Прости, бодяги из “Пятерочки” нет. — не дрогнув
ликом, отозвался император.
— Как и самой “Пятерочки”. — покачал головой я. — Ну что, Кирилл
Владимирович? Я прошел проверку?
— Учитывая насколько я хочу тебя придушить, ты точно тот самый
Лях.
— Даже не сомневайтесь. А когда я расскажу о своем предложении,
вы вряд ли сможете сдержать себя.
Кузнецов переводил взгляд с меня на самодержца. Взгляд его
выражал полную растерянность. Вероятно, с русским царем никто так
себя не вел очень давно. При нем, по крайней мере — никогда.
— Федор, расслабься. Этот человек — тот, за кого себя
выдает.
Маршал позволил себе ругательство, тоже прошел к бару и
плесканул в стакан вискаря. И плюхнулся в последнее свободное
кресло.
— Это же хорошо, Кирилл?
— Да вот хрен его знает…
Я вполне понимал Стрельницкого. Там где Ваня Лях, даже понятия
“слабоумие и отвага” приобретают совершенно новый смысл.
— Кирилл Владимирович, да не пугайте вы так Федора Михайловича!
А то он так, чего доброго, решит, что притащил своему господину
бомбу с часовым механизмом.