Затем, маршал обратил внимание государя на тот факт, что орать
на подчиненных в целом глупо и расточительно, а проделывать то же
самое в отношении немногочисленных — и верных до гроба друзей — и
вовсе уж полнейший идиотизм.
Следом, заметил, что страх — плохой советчик в любой ситуации, а
в этой — тем более. И закончил, как раз к моменту, когда его
императорское величество изволило закончить давиться кашлем,
словами.
— У меня с ним дочка пошла, Кирилл. Единственная дочка,
понимаешь? Так что мне сейчас тоже страшно до усрачки. Но я же не
ору.
Стрельницкий некоторое время молчал, но уже не потому, что
кашлял и не мог говорить. Затем кивнул, вложив в этот простой
наклон головы сразу множество смыслов: от признания правоты
собеседника до извинений за несдержанность. А когда Кузнецов
ответил таким же жестом, произнес уже вполне спокойно.
— Ты считаешь, что опасаться нечего?
— Я считаю, ваше величество, что для опасений у нас есть
множество других причин. А Денис, то есть Иван… — император махнул
рукой, мол, да не важно, как ты его называешь, и маршал продолжил.
— В общем, Ликвидатор… он выступает на нашей стороне.
— Польских всегда выступает только на своей собственной
стороне!
Воистину, когда дело касалось Ликвидатора, умный, опытный и
расчетливый Стрельницкий куда-то исчезал. А на его месте появлялся
какой-то тип, больше озабоченный потерей власти, чем возможной
гибелью целой планеты.
Кузнецом надеялся, что его суждения об этот мальчишке куда более
трезвые.
— Ты прости, Кирилл, но согласно архивным документам, и твоим
рассказам, именно он стал причиной, по которой функции так и не
повторили вторжения. Когда мы их ожидали после первого Носителя?
Двадцать лет спустя? Тридцать? А они не прилетели. Значит, ему
удалось то, зачем он отправился. Другими словами, он спас нашу
планету, верно? А теперь предлагает сделать это еще раз. Так почему
же он не на нашей стороне?
— Потому что он — идеалист! — сморщился император, будто само
это произнесенное слово несло какой-то неприятный запах. — А
идеалистов невозможно контролировать!
— Когда ты спускаешь с поводка боевого пса, ты его уже никак не
контролируешь. — пожал плечами Кузнецов.
Стрельницкий вскинул голову, чтобы возразить, но завис. Словно
увидел в словах своего маршала какой-то иной смысл.