– Нет. Я пошутила, а ты сделала неправильные выводы. Хорошо, я согласна встретиться с сыном тети Марины. Довольна? Когда?
– Ты точно не беременная? – интонация маминого голоса меняется. Он звучит уже намного бодрее, хотя в нем еще чувствуется сомнение.
– Нет. Ты сама убедишься в этом, когда меня увидишь.
– Люблю тебя, доченька. Я тебе позвоню, когда мы наметим встречу.
От метро до школы я уже почти бегу, не замечая ни солнечного весеннего дня, ни звонкой капели. Какое-то тревожное томление не дает мне покоя, словно случится что-то ужасное, что-то непредвиденное.
Но урок начинается как обычно, только мои пятиклассники молчаливы и сосредоточенны. Я записываю на доске тему и постоянно оглядываюсь: не нравится мне атмосфера в классе, ох, как не нравится. Ни шума за спиной, ни разговоров. Никто не встаёт без спроса, чтобы попить воды или наточить карандаш.
Напряжение, как крахмал, связавшее воздух в кисель, передаётся и мне, и, когда звенит звонок, я облегченно вздыхаю.
– Ребята, после уроков не уходите. Будет круг.
– Ну, вот! – выкрикивает кто-то с последней парты и прячется.
– Я не могу. У меня занятие в музыкалке, – поднимает руку Юля.
– И я не могу. Сегодня кружок по шахматам.
– Регина Викторовна, у нас «Час общения» уже был на этой неделе, – встаёт с места командир Андрей.
– Но мы должны поговорить о вчерашнем происшествии, – настаиваю я.
– А зачем о нем говорить? Все уже случилось. Сами же сказали, поднять руку и бросить, отпустить ситуацию.
– А вы отпустили?
– Конечно. Можно идти на завтрак?
И я, как всегда, сдаюсь под мнением коллектива. Ничего не могу с собой поделать, пока чувствую неуверенность в своих силах, и все. Дети дружно убегают в столовую, а я плетусь следом. Но и там пятиклашки вели себя странно: не отбирали друг у друга хлеб, добросовестно ели кашу. Даже вареные яйца, которые обычно остаются на столе, дети разобрали, почистили и съели.
– Твои что-то сегодня притихшие, – ко мне подходит Юлия Геннадиевна, классный руководитель пятого математического класса, и качает головой: – Мои тоже. Ох, чует мое сердце, что-то они натворили. Неспроста все это.
– Я не знаю, – пожимаю плечами я. – Вчера разошлись по домам мирно.
– Ага. И мои. Я, честно говоря, думала, что придется мальчишек разнимать, и удивилась тишине.
Тревожное томление превращается в комок. Который давит на сердце, не дает вздохнуть полной грудью.