— Ума лишился? — яростно зашипев, набросился на него Лисица. —
Гуляешь, как поп по майдану… с такими грошами!
— Так то не страшно, — небрежно отмахнулся шляхтич. — Вот если
бы ссуду медью выдали…
Запорожцы дружно расхохотались. Еще свежа была в памяти история,
как глуховский купец рассчитался с евреем-ростовщиком, заломившим
несусветный процент, медными деньгами. Занятая им тысяча серебряных
рублей при возврате с трудом уместилась на тяжелую подводу.
— Что дальше, брат? — спросил пан Ляшко у Данилы.
— Валим! — последовал лаконичный ответ.
— Платья бы заменить, — вмешался Лисица. — В наших портках
далеко не ускачем.
Замечание было резонным. Вид богато разодетого купца с двумя
безоружными холопами даже в этой корчме привлекал внимание
подозрительных личностей, бросающих косые заинтересованные взгляды.
На неспокойных трактах появление грабителей было гарантировано.
— Переоденетесь в венгерские кафтаны, — предложил пан Ляшко. — Я
сойду за вельможу, а вы будете гайдуками — моей охраной.
— Добре! — согласился Данила. — Будем ждать тебя здесь, пока не
раздобудешь все необходимое.
— Да где же, проше пана, я добуду платья? — изумился шляхтич. —
Кони и оружие — то ладно, в укромном месте нас дожидаются. Но
одежда?.. Лавки-то купцы закрыли.
— Ты, брат пан, не рассуждай, а выполняй! — неожиданно для
самого себя отрезал Данила и, добавив металла в голос, приказал: —
Кру-угом! Шаго-ом марш!
Бывший интендант панцирной конницы Войска Польского поперхнулся
пивом и пулей выскочил из-за стола, машинально вытянувшись в
строевой стойке. Наткнувшись взглядом на смеющиеся глаза товарищей,
он привычно помянул дзябола, его родственников и, круто
развернувшись, вышел из корчмы. Проводив его беспокойным взглядом,
Лисица любовно прижал к себе тяжелый саквояж и спросил:
— А для чого ты в каждый пакунок поклал коровяк?
— Не люблю я их, — отвлеченно пояснил Данила.
— Кого?
— Страховые компании… банки.
Лисица мрачно усмехнулся: вспомнилась фраза товарища, что дерьмо
— тоже деньги. Целую неделю, предшествующую сегодняшнему дню, они
сколачивали деревянные ящики, забивая их старым тряпьем, и паковали
в непромокаемую плотную парусину прошлогоднее сено. В каждую из
посылок Данила засовывал несколько высохших коровьих лепешек.
Тяжкий труд в пыльном заброшенном сарае на окраине Варшавы привел к
логичному результату: страховщиков и банкиров Лисица теперь тоже
ненавидел. Немного грел душу саквояж, уютно прижатый к боку
казака.