– Значит надо убедить либо Лахида
изменить задание, либо... кхм... капитан Андрос уже дал слово, он
на попятную не пойдёт точно.
– Значит надо украсть Длань
Софии.
– Бляха... – впервые за всё наше
общение ругнулся Троян, едва не выронив меч. – В карцере
понравилось? Или вообще с жизнью расстаться так хочется?
– Можно ещё тренироваться
самому...
– Ага, это же безопасно и за это
тебя под трибунал не отдадут, – саркастично заметил Троян, ведь
самостоятельные тренировки псайкеров ни к чему хорошему не
приводили и заканчивались как правило очень плохо, поэтому были
запрещены.
Так что ситуация выходила тупиковая,
как могло показаться со стороны. Однако если чему меня и научил
Тзинч, пропустив через круговерть своих интриг, так это тому, что
всё способно меняться крайне быстро. Как и всегда есть возможность
самому стать центром этих перемен, повлияв на то, что в твоей
власти. А в твоей власти всегда что-то есть, после чего оно
затронет другие детали и эффект бабочки сделает своего дело. Нужен
лишь толчок, что запустит процесс катализации этих перемен.
– Ещё один бой? – поняв, что пауза
затягивается и диалог не продолжится, Троян предложил продолжить
тренировку. – Твой новый стиль мне нравится больше, а когда я
уговорю Молоха присоединится к нам... ух, мы выведем фехтование
ордена на новый уровень.
– Я пойду в часовню.
Троян не стал спорить и кивнул,
после чего я получил разрешение у брата-наставника и получил целый
час свободного времени. В целом к подобному наши учителя относились
спокойно, ведь никто и никогда не злоупотреблял такими просьбами. Я
же и вовсе за последние два месяца ушёл с тренировки раньше только
сейчас, тем более по довольно уважительной причине, для молитвы
Богу-Императору. Ну и опять же никаких претензий к моим навыкам
фехтования у наставников не было, к нам с Трояном мастер-мечник
редко подходил, уделяя время отстающим.
Правда для меня молитва была скорее
возможностью побыть в тишине наедине со своими мыслями. Надо было
всё обдумать.
– Брат Алор, не думал увидеть тебя
здесь так рано, – раздался невероятно спокойный голос капеллана,
который находился в гармонии с литаниями, которые твердили без
остановки сервиторы и вокс-передатчики.
Отвернувшись от аналоя, столика на
котором находилась священный труд, капеллан посмотрел не на меня, а
словно сразу на мою душу. В глубинах моих казалось бы серых и
абсолютно безэмоциональных глаз он видел каждое даже едва
промелькнувшее чувство, что терзало меня. В это же время вокруг
бродили слуги, ставя новые свечи и зажигая благовония.