И то ли решимость так вдохновила, то
ли Шейр удачно настучал по мозгам, но я придумал, как победить
выродка. Силой его не взять — можно даже не пытаться. Значит, моим
оружием станет хитрость. И когда ублюдок вмазал мне еще раз, я
резко откинул голову набок, закатил вытаращенные зенки, вывалил
язык и затих.
— Сука! — усач замер с занесенной
рукой, и в единственном глазу отразился первобытный страх. —
Эй!
Он по привычке прильнул ухом к груди
— ну-ну, удачи. Потом похлопал по щекам, коснулся артерии на шее и
смачно выругался.
— Едрить тебя в корень, ты что, сдох?
Вставай, сучонок. Я же вижу, что притворяешься!
Он склонился над изуродованным лицом
— видимо, хотел подождать, пока моргну. Но я мог спокойно лежать
так сколь угодно долго — мышцы не затекали, телу не требовалось
двигаться, а давно высохшие глаза не нуждались во влаге. При
должном старании я бы смог купировать даже боль, если бы урод
попытался «воскресить» меня занозой под ногтем или сломанным
пальцем.
Но Шейр, похоже, так пересрал, что
даже не догадался бы о таком варианте. Он сидел подле на коленях,
вертел хлебалом и судорожно соображал, как исправить содеянное.
— Млять! Малум с меня шкуру живьем
спустит! Вставай, козел! Чтоб тебя черти драли!
Мне еще не доводилось видеть матерых
головорезов в таком ступоре. Должно быть, этот Малум — конченая
мразь даже по меркам карателей.
— Зелья... — с надеждой выдохнул
вожак. — Надо дать ему лекарство!
Порылся в своей поясной сумке, но там
ничего полезного не нашлось — похоже, выдул все, когда уходил от
погони. Пока гад лутал трупы в поиске снадобья, я пошарил рукой по
земле, но не нашел ни оброненного оружия, ни чего-то, что могло
пригодиться в бою. Плохо. Очень плохо. А так хорошо все
начиналось.
— Есть! — Шейр вытащил глиняную
бутылочку из торбы гнома.
Разжал мне губы и влил до последней
капли. Я чуть заметно дрогнул веками, после чего опять
отключился.
— Работает! — выродок просиял. —
Держись, сучий потрох. Сейчас оклемаешься — и мы с тобой еще
поговорим.
Пока он ползал рядом, обыскивая Хаку
и Горрана, я сжал оброненный пузырек в ладони. И как только мразь
вновь склонилась надо мной, с хрустом сломал сосуд и вонзил
керамическую «розочку» прямо в глаз.
Главарь отпрянул, схватился за лицо и
заревел так, что даже меня взяла оторопь. Такой смеси рева с
плаксивым фальцетом слышать еще не доводилось. Шейр выл, качался с
бока на бок и пытался впихнуть в глазницу то, что осталось после
острого скола.