И Настя возмутилась, возмутилась, как девочка, почувствовала, что даже вспыхнула вся от возмущения.
– Ты чего городишь-то! Чего городишь! Ты о чем говоришь – как это «была любовь»? Она и была, и есть и будет. Просто у тебя ее нет, вот ты целую теорию и придумала, удобную тебе… И сама себе признаться не хочешь, что тоже – любить хочешь, просто еще – не полюбила. Просто – не нашла еще его – своего, того, кто для тебя создан…
Настя остановилась, увидев насмешливый какой-то и одновременно злой взгляд Ларисы.
– Ты, подруга, не лезь, куда тебя не просят, – сказала Лариса как-то медленно и холодно. – И не смешивай меня с собой, в свои идеалы меня не засовывай. Нечего мне то приписывать, чего во мне и в помине нет…
Лариса сказала эту фразу, как точку поставила, и даже как будто успокоилась, продолжила уже более миролюбиво:
– Это ты все во что-то веришь, все ждешь любви своей немыслимой. Вот и жди. А мальчику голову не дури. Он сам разберется. Жизнь сама все по местам расставит…
– Да, – согласилась Настя. – Жизнь сама все по местам расставит…
И посмотрела на Ларису немного виновато – и правда, чего она в Ларискину жизнь лезет. Живет она, как ей хочется, как ей удобно. И пусть живет. А она, Настя, будет жить так, как ей хочется, и будет верить в то, во что ей хочется верить…
…Она шла домой по утренним еще пустынным улицам, думая об этой удивительной ночи – такой длинной, наполненной мыслями, озарениями, верой. Наполненной чувствами – такими разными…
Она шла и думала о бурной любви Ивана и Люси. О Лариске, в которой любовь жила невыпущенной, нерастраченной, запрятанной Ларискиным волевым усилием. Она думала о Маше, ее жизни без любви, но в спокойном, налаженном семейном быте.
Она думала о Пашке, его мальчишеской самоуверенности с неверием в любовь. И вспомнила, как недавно лежала в снегу и думала, что ее видят и слышат, и испугалась вдруг, что Пашку тоже услышат, и не дадут ему любви, раз он в нее не верит.
И испугавшись за Пашку, подумала:
– Господи, не слушай его, он сам не знает, что говорит…
И шла по скрипящим от снега дорожкам между домов и просила, молила:
– Господи, прости его, прости его неверие… Ты просто сделай так, чтобы он полюбил…
И просьба эта так ей понравилась, что шла она и просила:
– Господи, пусть Пашка полюбит… Пусть Пашка полюбит…