Кровь. Тёплая, липкая, густыми тёмными разводами пропитавшая
ткань.
Я невольно опустил взгляд на её лицо, и что-то сжалось внутри.
Шури была бледна, словно бумага.
— Насколько всё плохо? — спросил я, не сводя глаз с её бледного
лица.
Шури едва заметно пошевелила губами, словно на мгновение
задумалась, но затем ответила прямо, без малейшего колебания:
— Я теряю слишком много крови.
Голос её был ровным, но в нём чувствовались усталость и
надвигающаяся слабость. Она не пыталась приукрасить ситуацию, не
говорила, что всё будет в порядке, не обнадёживала себя и меня
ложными надеждами. Только сухой факт, который я и без того знал, но
надеялся услышать что-то иное.
— Если там, куда мы направляемся, не окажется мага, владеющего
магией исцеления, твои старания пойдут прахом.
Чёткий, холодный анализ ситуации, без лишних эмоций.
Я сжал зубы, чувствуя, как в груди нарастает тревога, но
заставил себя не поддаваться панике. Эмоции не помогут, а вот
скорость — вполне.
— Тогда я ускорюсь.
С этими словами я активировал "Ускорение", одновременно молясь,
чтобы моя сестра знала исцеляющую магию.
— Что случилось?! — Томоэ почти закричала, когда я ворвался в
дом, неся на руках истекающую кровью Шури. Её лицо вытянулось, а в
глазах вспыхнула смесь ужаса и паники.
Я не удостоил вопрос ответом — не потому, что мне не хотелось
говорить, а потому, что времени на это не было.
— Потом, — рявкнул я, уже несясь на кухню, где ближайшая ровная
поверхность могла послужить импровизированным операционным
столом.
Столешница с грохотом содрогнулась под весом обмякшего тела.
Шури застонала, но больше не сопротивлялась, что, откровенно
говоря, мне нравилось меньше, чем если бы она материлась и
брыкалась.
Томоэ не стала задавать больше вопросов — видимо, выражение
моего лица подсказывало, что это не лучший момент для философских
бесед. Вместо этого она молниеносно метнулась к столу, её глаза уже
сканировали раненую. Взгляд дёрнулся к боку Шури. Сестра не теряла
времени даром: быстрым движением она разорвала испачканную кровью
одежду Мико, и рана предстала во всей своей отвратительной
красе.
Ну, если, конечно, у вас специфичное чувство прекрасного.
Разрыв ткани обнажил нечто, что в учебниках по анатомии назвали
бы "грубой травмой", но по факту больше напоминало плохую попытку
мясника разобраться с тушей. Верхний край раны зиял, обнажая куски
белеющих рёбер. А ниже всё превращалось в сплошное кровавое месиво
— смесь мяса, сгустков и той гадкой субстанции, которую обычно не
хочется видеть на людях, если они всё ещё планируют оставаться
живыми.