– Я думал, тут у всех самовары. –
Новиков сел за стол рядом со священником и Антоном.
Никто ничего не сказал. Все молча
занимались чаем.
– Вы останки родственника сожгли? –
спросил Новиков у Антона, имея в виду предка Гаврила и Натальи
Львовны. Антон только кивнул, жуя пряник. – Стало быть, остались
кости только самого первого упыря, про которого мы пока ничего не
знаем. И ещё трое пузырей, бегающих по округе. Зато мы, кажется,
выяснили, кто был священник. Как его? – повернулся Новиков к отцу
Павлу.
– Глеб Савельев, – прохрипел отец
Павел.
– Савельев? – переспросила Наталья
Львовна и закивала. – Известная фамилия. Я по ним как-то доклад
делала. У них был такой ещё Борис Савельев, местный купчина. Как
раз он состояние и сколотил. Правда, нрава был ужасного. Работникам
зарплату не выдавал, мужиков обирал, других торговцев подставлял. А
если кто шёл поперёк, так его потом то в реке найдут, то кони
затопчут. А если из пароходной команды кто возмущался – так за борт
смывало.
– Что-то знакомое, – проговорил
Новиков, глядя на Наталью Львовну и её сына. – Прямо как ваш
родственничек. Так может, это тот самый Борис Савельев тут и
бегает?
– Может, – пожала плечами директриса
музея.
– А где его могила? – спросил
Антон.
– Наверное, на церковном кладбище
была. До Революции. Потом-то всё разровняли. Хотя погодите-ка. –
Наталья Львовна сдвинула брови и будто что-то внимательно
разглядывала. – С его завещанием какая-то странная история связана.
Само оно, увы, не сохранилось, но есть воспоминания современников.
Так вот этот документ хотели опротестовать, да церковь не дала.
– И что в нём странного? – спросил
Новиков, разламывая надвое овсяную печенюшку.
– Там какие-то ненормальные
распоряжения были. Этого Бориса хотели даже сумасшедшим объявить.
Но он завещал огромную сумму церкви. Так что пришлось всё
выполнять. – Наталья Львовна размешивала в чашке сахар, дзынькая
ложечкой по фарфору. – Например, он завещал много денег местной
бедной семье, но при условии, что они в день его похорон будут
нагишом ходить по посёлку, громко вопить и бить в бубны.
– И что – прошли? – спросил Антон,
скатывая из фантика конфеты шарик.
– Прошли. А городовой в Растяпинске
квакал и подпрыгивал прямо на улице. Как лягушка. Ему тоже кое-чего
перепало от щедрот этого самодура.