В детстве я часто травмировался. У меня были не самые крепкие кости, и сам я был еще тем везунчиком, но это меня не останавливало от сомнительных развлечений. Мелкими, мы тогда часто носились по всяким крышам и забытым стройкам. Нас не остановил даже вид с восьмого этажа на грязно коричнево-красный асфальт, где в серой куртке и малиновой слякоти потаившего снега лежал наш друг. «Ну, ему хоть в школу завтра не надо теперь», – попытался, помню, тогда кто-то пошутить.
Через год, после смерти отца я сам познал ощущение свободного падения. Хруст обвалившегося края крыши и вот я уже лечу, заглядывая в мелькающие окна многоэтажки. В тот день, помню было серое небо, и были серые обои на шестом этаже, два прыгающих холма под одеялом на пятом, запах жареной картошки на четвертом. Свист ветра. Крики. Потом я обнял капот зеленой машины. Треск. Продолжительный сигнал. Поцеловал горизонтальный бордюр. Мне в глаза ударил луч тусклого солнца. Потом темнота. Тишина. Пропали запахи и ощущение пространства. Занавес.
В следующий раз, когда я открыл глаза, на календаре минуло четыре года.
Знаете, это ощущение, когда не можешь вспомнить какое-то простое слово, оно так и вертится на языке и ты как бы знаешь каждую его букву, но не можешь сказать ничего внятного. Так бы я и описал свои воспоминания о том, что происходило в моей голове за эти четыре года анабиоза. Самое интересное – мое тело не ощутило ход времени, то есть за период, когда я из четырнадцати летнего подростка должен был окрепнуть в восемнадцати летнего юношу, ну хорошо не окрепнуть, но по крайне мере вырасти – я не изменился, даже волосы и ногти не росли. И выйдя из комы, я остался тем же щупловатым подростком. Но придя в сознание все процессы возобновились. Четыре года просто выпали из жизни, не сказать, что я их даже потерял, разве что визуальная разница с повзрослевшей сестрой теперь стала не так ощутима. На моем сознании это тоже практически не отразилось, даже наоборот, у меня пробудилось дикое желание к различной новой информации, а коэффициент ее усвоения зашкаливал. Так, например, за месяц с небольшим я выучил четыре новых языка: французский, который я знал откровенно слабо до этого; английский, дававшийся мне с трудом; латынь, ну он просто интересно звучал; и итальянский, как ни как язык Ренессанса. Но в основном, мое внимания привлекали различные труды на тему смерти. Из разных сфер, культур, мифов и экспертных мнений. Возможно, я просто хотел вспомнить эти четыре года. Хотя не знал, было ли вообще, что вспоминать.