«Решимость идти до конца и готовность умереть ради долга придавала мне силы среди всеобщей растерянности», – признавался позднее Николай I де Кюстину (Николай I и его время. Документы, письма… Т. 1. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. С. 7). Об этом историческом дне Николай I вспоминает: «Я видел, что или должно мне взять на себя пролить кровь некоторых и спасти все, или, пощадив себя, пожертвовать государством» (указ. соч., с. 6).
И в условиях абсолютной неопределенности будущий государь во главе двух преданных полков отправился на подавление восстания, сказав брату Михаилу: «Я или император, или мертв» (указ. соч., с. 7). Вот поступь командора и императора в период смуты! И сравните их с поведением в последние дни царствования мямли Николая II…
Чем оправдывают поступок Николая II его апологеты, не находящие в акте отречения предательства по отношению к Богу, народу и армии? В. Кобылин утверждает, что «невозможно исполнять царского служения Богу, если у подчиненных лиц нет желания и воли сослужить царю» (Леонид Болотин. Царское дело. М., 1996. С. 218). Возникает встречный вопрос: «А почему у подчиненных лиц пропали желание и воля служить царю?» Всей своей предшествующей практикой управления империей Николай II настолько дискредитировал себя, что отбил всякое желание у властной иерархии видеть в нем императора (даже члены династии проявляли крайнее неудовольствие его методами управления и склонялись к мысли о его замене), и потому генералы, когда узнали об его отречении, не проявили ни малейшего желания защищать эту безвольную куклу в царских одеяниях, ибо полагали, что хуже не будет. Настолько он им опостылел своей неспособностью навести порядок в стране, разрешить проблемы вооружения, продовольствия, топлива, обуздать думское фрондерство в условиях войны; опостылел своей постоянной готовностью бросать плохо вооруженную, неподготовленную армию по первому требованию союзников в немецкую мясорубку. Надеялись, что новая власть будет более решительной и твердой, более внимательной к нуждам армии и народа. И потому никто из генералов, за исключением единиц, не кинулся на помощь «сослужить» застрявшему в Пскове монарху. И не надо лукавить, что «Николай II предпринял с 23 февраля по 2 марта все возможные попытки для восстановления законности и порядка в стране… и думал в первую очередь не о себе и своих близких, но о русском народе» (Болотин… С. 219). О ком думал Николай II до этих дней и в течение этих дней – сказано выше. Особого радения у Николая II о русском народе никогда не было. Если бы таковое наличествовало, то не было бы ни Русско-японской войны, не впутался бы и в Первую мировую.