Алексей Николаевич давно сидел с
маской любезной учтивости на лице – втягивания в какие-то мутные и
непонятные дела он категорически не желал, но противоречить царю не
мог – уже на своем опыте убедился, что это бесполезно. Более того,
опасно – если императору что-то втемяшилось в голову, то он
проявляет необыкновенное упрямство. Но что его сейчас покоробило,
так это наглость и бесцеремонность действительного статского
советника – чуть ли не в каждой фразе он отождествлял себя с царем,
представляя так, будто они действуют заедино.
- Я готов вас выслушать, любезный
Александр Михайлович, - негромко произнес Куропаткин, и, взглянув
на визитера понял, что тот не уловил иронии. И это хорошо – никогда
не следует открывать свое отношение к ловким царедворцам, от них
всегда можно ожидать всякого рода гадостей.
- Министры Витте и Ламсдорф
совершенно не представляют реальной ситуации в Корее. И та
декларация, которую сделали весной прошлого года, идет в разрез
нашим интересам, на которые государь мне несколько раз указал.
Япония в любом случае будет воевать с нами, освободим мы южную
Маньчжурию от своих войск или это не сделаем. Война неизбежна,
чтобы не говорили. Наоборот, жизненные интересы страны заключаются
в том, чтобы Корея стала нашей зоной влияния, и потому любые
договоренности на ее счет имеют временный характер.
Куропаткин продолжал сохранять
самое приветливое выражение на лице, хотя ему хотелось выгнать
этого дельца из кабинета добрым пинком. И отнюдь не любя, как
сделал это государь по отношению к своей младшей сестре Ольге,
когда та стала дурачится и укусила царя за плечо. И тут же
последовала «братская расправа», во время которой ему пришлось
отвести взгляд в сторону. Конечно, можно понять монарха – не
сдержался, но он военный министр, и не имеет права на «такое»
выражение своего отношения. Надо же, каков нахал – министры
финансов и иностранных дел не разбираются в ситуации, а он, в столь
невысоком чине решился их критиковать, как та шавка, что облаивала,
пока пинка не получила.
Однако Алексей Николаевич
сдержался – он чувствовал, что Безобразов принял его участие за
«чистую монету» и сейчас речь пойдет о главном. Ему поступали
рапорта, что в поддержку «лесорубов» адмиралом Алексеевым
отправлены под их видом солдаты одного из сибирских стрелковых
полков, и не рота или две – целый батальон, шесть сотен штыков.
Винтовки, патроны и обмундирование были спрятаны в повозках, все
были предупреждены о сохранении в тайне миссии. Но вряд ли она
будет представлять тайну для японцев, и появление в замаскированном
виде русских солдат сильно взбудоражит самураев, которые потребуют
объяснений у военного агента в Токио – но вряд ли полковник Вогак в
курсе событий. А вот представить реакцию Ламсдорфа от этой авантюры
не трудно – министра иностранных дел просто отстранили от
информации.