- Знал бы, где упасть придется –
соломку подстелил…
Старик тяжело поднялся с лавки,
кое-как доковылял до печи, опираясь на выструганный собственными
руками костыль. Кряхтя присел на корточки, больные колени пронзила
короткая боль, которую стоически перенес - привык давно, недаром
люди говорят, что «старость не радость». Открыл чугунную дверцу,
посмотрел на алые угли, щуря подслеповатые глаза.
- Нужно зиму пережить, скоро весна –
там легче будет.
Он давно говорил сам с собою,
оставаясь наедине, чтобы слышать собственный голос. Подбросил в
печь несколько небольших поленьев – осенью сам рубил привезенные
чурки – слуг теперь нет, и работников не нанять на скромную
зарплату сельского библиотекаря, едва на еду хватает, причем без
всяких давно забытых столичных разносолов. Даже в туркестанских
походах на биваках лучше ел – а сейчас только житный хлеб, и то
муку прикупил, да картошка с квашеной капустой, что сам вырастил на
своем огороде, кряхтя и охая, когда убирал урожай
Печная утроба приняла поленья, огонь
принялся «лизать» языками древесину. Старик закрыл дверцу, поднялся
с корточек – чуть слышно застонал от боли в несчастных коленях.
Поставил чайник на плиту – теперь долго ждать придется, пока
вскипит, но он уже никуда не торопился. Прекрасно понимал, что
смерть сама за ним придет – на войне он ее в самых разных обличьях
видел, и сам мог много раз погибнуть, и тысячи людей на гибель
своими приказами отправлял, командуя армиями и фронтом.
Да и кто бы сейчас признал в нем
бывшего военного министра и блестящего генерал-адъютанта убитого
семь лет тому назад императора, которому он преданно и честно
служил. Но был оболган, поруган – и без всякой награды отправлен в
отставку. Просто нашли в нем «козла отпущения» за понесенное от
японцев поражение в той войне, которую он не желал, но на нее его и
отправили, с надеждой, что исправит ситуацию.
- Хотели маленькой, победоносной
войны, а получили позор. А иного и быть не могло – все
прогнило…
Смех был страшным, клекочущим,
походивший на карканье старого ворона, каковым он и был. Доживал –
недолго осталось, но на тот свет еще не торопился, хотя был готов
отдать господу душу каждый день – тело бренно, как людская слава.
Сына Алексея большевики расстреляли в двадцатом году, хотя никакой
он не офицер, химический факультет окончил. Видимо за него самого,
все же генерал, представитель «проклятого царизма», из ненавистных
народу «бар», хотя дед его бывший крепостной – выслужился солдат в
офицеры после войны 1812 года. Жена ушла, невестка с двумя
маленькими внуками неизвестно где – унесло лихолетье гражданской
войны всех его близких, как весенняя река в половодье льдины.
