— То есть, вы позволите мне держать в своих руках вашу
жизнь?
— Не обижайтесь, Иван Артёмович, но я вам не настолько доверяю.
Поэтому «Огненный шар» в «Поводок» вшивать не стал, — открыв
ладонь, показал я заранее приготовленную пару амулетов.
— Ну и слава богу. А то я уж грешным делом подумал, что вы
перестали дружить с головой. Ну что же, зря вы рубашку надевали,
раздевайтесь.
И правда, чего тянуть кота за подробности, если можно всё
устроить прямо сейчас. Правда наверняка комары покусают. Крови
будет совсем немного, но она точно привлечёт их немало. Впрочем,
потерявши голову, за волосами не плачут.
— Можете начинать рассказ, — заходя мне за спину и вооружаясь
ножом, предложил Успенский.
— Согласен, глупо терять время, — купируя боль, согласился я. —
Меня вызвали на Заситинский редут к якобы умирающей от яда
Голицыной. Как только я оказался во дворе, мня сходу атаковали двое
одарённых, рангом повыше моего, а после ещё и третий подскочил, и
лишил сознания. Кстати, Иван Артёмович, ничего не слышали о методе
наносить узоры на обеспамятевшего. Я полагал, что им обладаю только
я.
— Вообще-то, этой проблемой озабочены уже не первый век.
Одевайтесь, — закончив с амулетом, велел он. — Не сказать, что
занимались так уж плотно, но время от времени кто-нибудь
подступался к этому вопросу, и с полгода назад одному учёному
улыбнулась удача.
— Ясно, — опуская рубаху произнёс я.
— Так это что же получается, Голицына вас под молотки пустила? —
предположил Успенский.
— Нет. Её подставили, — млея от того, как чешет мне спину Мария,
возразил я.
Как ни быстр был наш дьяк, набивший руку в установке «Поводков»,
комары до меня всё же добрались и изрядно покусали. Вообще-то, это
не похмелье, так что вполне можно было избавиться от этой
неприятности с помощью «Лекаря». Но так оно куда приятней. Причём
нам обоим.
К тому же, я буквально физически ощущал, желание Долгоруковой
прижаться ко мне всем телом, расцеловать и не только. Как впрочем и
то, что она готова меня прибить. Причём не из-за того, что попался
в ловушку, а за то, что вообще отправился к Голицыной по первому
зову.
— Была мысль у царя запереть меня в какой-нибудь глуши, чтобы я
на благо империи трудился, создавая новые плетения, — продолжил я
рассказ.
— То есть, вы просто пропали бы, и все шишки на Елену
Митрофановну. Лихо. И ведь Мария Ивановна в это поверила бы, —
покосился Успенский, на покрасневшую Долгорукову.