–
Вздумаешь
каяться, я тебя сама лично сегодня же
ночью придушу. Понял?!
–
Ночью? Но...
–
Ради такого
дела я и инкубу отдамся! А потом мы
вместе с ним к тебе и наведаемся...
Ночной
хмырь схватился за сердце и часто
закивал. Ну, надо же, какой впечатлительный
грабитель и убийца. Кто бы мог подумать.
Одежды
было столько, что пришлось нанимать
лошадь с повозкой. Хмырь так старался
нам угодить, что самолично пробежал по
соседям и привел телегу к своей лавке.
Пока мы его ждали, святоша выговаривал
мне:
–
Видишь, дитя
мое, люди вокруг нас добрые, милосердные
и благочестивые. Если ты к человеку с
добром идешь, он тебе всегда добром и
отплатит. Не нужно бомжиков кочергой
пугать, нужно словом божьим их души к
просветлению вести.
–
Да, святоша,
– кивала я, зевая от скуки, – конечно,
ты прав.
Ну,
а что ему еще сказать-то? Что он
заблуждается? Что этот добрый человек,
ради моего заказа пару человек темной
ночкой порешил? А оно мне надо?
Не,
ну, я его, конечно, осуждаю и все такое...
но кто среди нас не без греха? Разве
только святоша этот ненормальный. И
откуда он только взялся?
Стирка
тридцати комплектов одежды в условиях
средневековой зимы тот еще квест. Надо
принести воду, согреть ее в больших
чанах, добавить туда отстоявший щелок,
который приготовили накануне, замочив
золу из печи в воде, постирать, вычерпать
воду из котла, ведь он вмурован в печь,
принести свежей воды, прополоскать,
вычерпать, набрать, прополоскать...
Теперь
я понимаю, почему раньше полоскать белье
ходили на речку. Пусть вода холодная,
пусть пальцы мерзнут, но все равно это
гораздо проще, чем вот так канителится.
Но здесь, в городе, реки поблизости не
было. Приходилось таскать воду туда-сюда
на своем горбу.
И
решила я, а чего добру пропадать? Без
дела и пользы. Пока бабы под руководством
Белавы, она не захотела доверять столь
ответственное дело прачке, с которой у
нее были терки из-за плохо отстиранных
фартуков, и бабки Паши занимались
стиркой, я припрягла мужиков для другой
работы.
Мы
сгребли снег со всей площади у храма и
с прилегающих улиц и сделали высокую,
в два человеческих роста и довольно
широкую горку, самая высокая часть
которой примыкала к храмовой стене.
А
еще отгородили снежными бортиками
небольшой каток прямо на площади. Такое
веселье местным было знакомо, но катки
чаще всего устраивали на реках и озерах,
а горки по их берегам. Для городских
улиц это было очень непривычное
сооружение.