Связь не работала: ни сотовые телефоны, ни обычные. Можно было постараться связаться с Господом самим, но как сказать ему об исчезновении Марии?
Выход предложил Дауд. Скорее суррогат выхода.
- Я хотел бы посоветоваться со своим пиром, - заявил он.
- Ты, что суфий? - удивился я.
- Да, мурид.
- О, Господи!
- Не всякий мурид - член движения Муридан.
Газни оказался пыльным восточным городишком, хуже Иерусалима. Зелени почти нет, вокруг те же безрадостные рыжие горы, что и возле Кабула. Окраины бедные. Множество развалин. Город несколько раз переходил из рук в руки, и только два дня назад был отвоеван Даудовым племенем (по коему поводу и был пир).
Мы проехали несколько приличных домов. Современных, но с местным колоритом. Белые с многочисленными арками. И оказались в историческом центре, производившим впечатление термитника. Высокий холм. Глинобитные дома с кривыми стенами по склонам и цитадель на вершине.
Даудов пир обретался в мечети недалеко от «термитника». Мечеть была много лучше исторического центра. Голубые расписанные ворота и такие же минареты. Она напоминала шлем, окруженный четырьмя копьями, врытыми в землю остриями вверх.
Пир жил не совсем в мечети, а в помещении при мечети, называемой «ханака». По-нашему монастырь.
Впрочем, Даудова учителя мы увидели гораздо раньше. Точнее сначала мы увидели облако пыли и услышали отдаленный гул.
Дауд приказал шоферу остановить джип и вышел из машины. Все последовали его примеру. К нам приближалась процессия...
Дервиши. Все в темно синих шерстяных плащах, сшитых из кусочков. Лоскутные одеяла. Растянулись по дороге метров на двести. Я прикинул. Не менее четырехсот человек.
- Ху! Ху! Ху! - громко, с каждым шагом.
- Что они имеют в виду? - спросил я у Дауда.
- Творят зикр. Поминание Бога. «Ху» означает «Он», то есть Аллах.
Ах да! У меня это вызывало совершенно другие ассоциации.
- Ха! - выкрикнула процессия и остановилась.
- «Ха» - это последняя буква слова «Аллах», - прокомментировал Дауд.
Перед нами оказался хвост процессии. Здесь четверо дервишей несли открытый паланкин, в котором восседал старец с белой бородой и белыми волосами, напоминавший ветхозаветного пророка. Носилки почтительно опустили на землю.
- Ишк! - сказал старец по-арабски.
«Любовь».
- Барака, я Шахим! - ответил Дауд.
«Будь благословен, о, мой царь!»