- Само собой. А вот ему меня грохнуть – только в путь.
Глеб распустил поясок рясы и стянул её через голову, оставшись в
шароварах и тёплой рубахе. Показал, что за голенищем правого сапога
у него имеется нож с длиной лезвия в две ширины ладони – гораздо
короче, чем кинжал, выданный пану.
Тот перекрестился и бросился вперёд. Не пытался решить дело
одним тычком, клинок в его руках описывал сверкающую восьмёрку,
перекрывая всё пространство впереди дуэлянта. Пара литров вина,
влившихся в его утробу, никак не повлияли на подвижность и
стремительность – организм был привычен к возлияниям.
Глеб принялся отступать, Анджей наседал, подбадриваемый
болельщиками. Генрих молчал, не досаждая подсказками «под руку»,
понимая, что оба недооценили голоштанного шляхтича. Трусость того
превратилась в противоположность: маниакальное желание убить
испугавшего.
В какой-то миг Глеб вроде бы оступился и брякнулся на снег,
перемешанный с грязью, после чего снежный ком полетел в физиономию
Анджея, а движение клинка на миг сбилось с ритма. Этого хватило.
Майор бросился на противника прямо с земли и перехватил запястье с
кинжалом.
Дальше – дело техники. Пан грохнулся ничком с вывернутой за
спину рукой. Глеб отобрал кинжал и наступил сапогом поверженному на
затылок. Левой подбросил кинжал в воздух и поймал.
- Панове! Как по вашим обычаям – прирезать засранца или проявить
милосердие Божие?
Он насладился замешательством. Ни в какие обычаи не входило,
чтобы в Речи Посполитой безродный чужестранец топтал шляхтича – и
самого, и его достоинство. Тем более неуместно было бы прирезать
его как свинью.
Вперёд шагнула вдова.
- Отпусти племянника. Не ведает он, что творит.
- Отпущу, - легко согласился победитель. – Но с условием:
добровольно принять епитимью. Сходить в костёл и двадцать раз
прочесть «Отче наш».
И хотя добровольность, когда тебе выламывают руку, а голову
втоптали в грязь и грозят смертью, такая себе добровольная,
Заблоцкая кивнула. Из-под сапога тоже донеслось нечто
соглашающееся.
Глеб пару раз подкинул кинжал в руке, затем, перехватив за
лезвие, метнул в дверной косяк.
- Слышал, панове, есть на востоке такой обычай: защищать сталью
входную дверь. Тогда никакая нечисть не заберётся внутрь –
досаждать хозяевам. Мой подарок вам, дорогие панове.
Ковальски, а это он одолжил кинжал, попытался его вытащить, но
клинок даже не шелохнулся.