— Вы до города все-таки доедьте,
сходите к врачу, — между тем посоветовала женщине знахарка. Голос у
нее был приятный, спокойный. Отличный голос для того, кто хочет,
чтобы ему доверяли. С таким хорошо работать с людьми. — Я бы вам
УЗИ назначила и кардиограмму.
— Да что ж вы… Зачем же… —
залопотала женщина. — Кашель же только… А там навыпишут всякого…
Таблетками травить… Ездить еще туда-обратно, а то и не раз… Да и
сами знаете… Где мне деньги взять? Лучше уж мы к вам. Вы точно
плохого не посоветуете.
— Вот и сейчас все-таки
прислушайтесь, постарайтесь найти возможность, — вздохнула
знахарка. — До свидания, Людмила. Кто следующий?
И она обвела взглядом сени, на
мгновение задержавшись на лице Семена.
— Мы! — подскочила мать девушки. —
Мы следующие!
— Проходите.
Две матери и две дочери скрылись за
дверью. Семен приготовился скучать дальше, но почти тут же из
комнаты раздался самый настоящий крик. Он подскочил от
неожиданности, приготовился бежать туда и спасать кого придется, но
крик уже перерос в пламенную громкую речь.
— Двадцать шесть лет! Двадцать шесть
— и нет мужа! Уж мы и старались, и искали, и свидания устраивали, и
ничего! Мы же ее специально на физмат пристроили — и за пять лет —
ни одного приличного мальчика! Нам вас очень-очень советовали…
Семен вздохнул и сделал шаг к
выходу, но тут на крыльце возник Алексей. Сын глянул на него
укоризненно, отвел рукой тюль и вошел в сени.
— Попытка бегства? — поинтересовался
он.
— Все, что угодно, если сумеете
избавить ее от этого проклятья! — раздался из-за двери мощный
женский голос. В дело вступила старшая мать.
— Это что такое? — нахмурился
Алеша.
— Венец безбрачия приехали снимать,
— улыбнулся Семен, надеясь, что сын посмеется, осознает наконец всю
нелепость и безумие затеянного мероприятия и выпустит его отсюда.
Но вместо того, чтобы заявить о вопиющей глупости отдельных
личностей, тот неожиданно тоскливо посмотрел на дверь, за которой
шел «прием».
— Как думаешь, пап, может, на мне
тоже… этот… венец? Может, попросить посмотреть, пока мы тут?
Семен опустился обратно на стул.
Прикрыл глаза. Вроде бы двадцать первый век за окном, а люди
продолжают верить в такую очевидную ересь.
— Нет на тебе ничего. Глупости не
мели.
— Угу.
— Угу.
Сын сел рядом и замолчал. Вместе
они, не сговариваясь, уставились на дверь. За нею наконец
установилась тишина, видимо, теперь говорила знахарка. Периодически
доносились восклицания матерей. Минут через двадцать дверь
открылась и из нее показались две растерянные старшие
представительницы семейства, а за ними задумчивая дочь. Мать и
бабушка сделали несколько шагов по направлению к выходу, затем
синхронно остановились и повернулись.