Света вдруг звонко расхохоталась и бросила в воду сосновую
шишку.
- Ты чего?
- Да так, вспомнила. Галка наша заявила, что замуж выйдет
только за священника. В смысле, будущего священника. Специально на регентские
курсы поступила при семинарии, хотя голос у нее, как рашпиль. И никто-то на
нее, бедную, не позарился, даже выпускники, а уж те только и думают, где бы
невесту найти, регентш разбирают влет. Как говорится, без матушки нет и
батюшки. Теперь она еще больше бесится. И считает, что за грехи родителей
безвинно страдает. Особенно матери – с ее-то неприличной профессией.
Часовня оказалась закрытой на большой амбарный замок.
Точно такой же красовался и на двери обшитой тесом сторожки.
- Похоже, Петрович ваш тю-тю, - разочарованно вздохнул
Никита.
- Да он в деревне водку жрет у сеструхи!
Обернувшись, он увидел на тропинке за оградой белоголового
парнишку лет восьми на непомерно огромном для него велосипеде, наверно,
отцовском. Мальчишка сидел не на седле, а на тряпочном тюке, притороченном к
раме.
- Если вам надо, идите в деревню, возьмите ключ. Второй
дом с краю, под зеленой крышей. Только Петрович на бутылку попросит,
обязательно.
- Эй, пацан! – крикнул Никита, но тот уже с гиканьем
мчался по тропинке под горку, только звонок побрякивал. – Надо было его
попросить за ключом в деревню смотаться.
- Ты же слышал, надо Петровичу дать на бутылку, -
возразила Света. – Он мужик нормальный, но если уж начнет, - раньше, чем через
неделю не закончит. Так что, пойдешь за ключом?
- А ты?
- Да нет, пожалуй. Устала что-то. Душно. Полежу до ужина.
А ты вот что, по дороге не ходи. Река здесь дугу делает, по берегу будешь с
полчаса шлепать. Местные через лес идут, по тропинке, так намного быстрее. Не
заблудись только.
Чмокнув его в щеку, Света легко сбежала вниз к реке,
срывая по пути крупные ромашки на длинных ножках. Никита посмотрел ей вслед,
зачем-то снова поднялся на крылечко часовни, подергал замок. Потом обошел
кругом и через калитку в ограде попал в лес, который начинался сразу за нею.
Едва заметная тропинка спускалась вниз, петляя между
соснами. Впрочем, лес был достаточно мусорный – с густым «подшерстком» и частой
лиственной молодью. Пошел восьмой час, краснорожее солнце опускалось в
черничный пудинг, окрашивая его в нереально пурпурные тона, так ценимые
римскими императорами. У реки сумерки еще не наступили, а в лесу было уже
мрачно и неуютно.