Привычные для меня футболки и джинсы в тот день сменились на
нежное облако фатина и атласа. Пышные слои юбок лежали между нами
сахарной ватой. Корсет туго обтягивал талию и подчёркивал уже тогда
уверенную двоечку с плюсом. От этой самой двоечки Олег и не мог
оторвать глаз, будто впервые увидел. Скрип качели был единственным
саундтреком, и я решила немного разбавить нашу унылую
дискотеку.
— Олеж, поцелуй меня.
— Что?
Он подавился шампанским, закашлялся и, раньше чем пришёл в себя,
всё-таки посмотрел мне в глаза, я придвинулась поближе и робко
коснулась уголка его губ. Он на несколько секунд завис, обрабатывая
информацию, а когда дошло, что произошло, сгрёб меня в объятия и
впился уже по-взрослому. Это был мой первый настоящий поцелуй. Я
насмерть влюбилась в марципан, сладкое шампанское и его губы.
Мурашки побежали по коже искрами восторга и чистого огня. Было
немного страшно, щекотно-волнительно и очень-очень сладко.
Сейчас мурашки царапали колкими льдинками. И даже не знаю, что
повлияло больше. Холодный душ или отстранённый, совершенно чужой
взгляд Олега.
Заходя в душ, я оставила двери открытыми в глупой надежде, что
Олег оттает и присоединится. Раньше после мелких скандалов это был
прекрасный способ примирения. Сейчас… Сейчас сложно сказать может
ли что-то вообще помочь. Но мне хочется все исправить, пока не
стало слишком поздно.
Несколько дней назад, выходя из дома, расстояние между нами стало
так заметно, что я испугалась. Зайдя в лифт, хотелось по привычке
сонно уткнуться в плечо Олегу. Окунуться в акварельный,
ментолово-эвкалиптовый аромат его лосьона после бритья, чтобы
оставшиеся секундочки до выхода побыть еще немного “дома”.
Не вышло. Я почувствовала отчетливое желание переспросить, а можно
ли обнять. Как у незнакомца. Не было никаких резких перемен. Мы
отдалились друг от друга так плавно, что сами не заметили. Просто
он стал реже укладываться со мной спать, оставаясь в гостиной
допоздна. Просто я устала вставать на час раньше, чтобы провожать
его на работу со всеми положенными почестями в виде завтрака и
поцелуями у двери. Исчезли миллионы уютных, домашних мелочей. Он
больше не воровал свежеиспеченные блинчики, не целовал всякий раз,
проходя мимо, не кружил в танце, услышав подходящую мелодию. Не
надевал носочки и не приносил чай, замечая, что замерзла.