К сожалению, старший брат не был для меня авторитетом; его стремлений, увлечений и рассуждений я не разделял, поэтому мы общались мало. Признаюсь, я никогда его не понимал. Когда ему исполнилось тридцать, он ввязался в одну из оппозиционных группировок, критиковавших власть и готовивших, как поговаривали, переворот на планетарном уровне. Так или иначе, но Сальваторе был внесён в чёрный список служб безопасности Планетарной Федерации Государств и спустя некоторое время вдруг изъявил желание полететь на строительство орбитальной станции «Надежда Юпитера». По слухам, его завербовали агенты служб безопасности для выполнения каких-то поручений в рамках этой грандиозной юпитерской миссии, однако лично я думаю, что всё было гораздо проще: представители власти хорошенько припугнули Сальваторе за его участие в экстремистской деятельности и «предложили» на время покинуть Землю. Учитывая переменчивый характер моего брата, я вполне допускаю, что он мог посчитать это хорошим выходом и согласиться.
В течение пяти лет, что Сальваторе находился на строительстве станции, о нём не было ни слуху ни духу. Что он там делал и с кем общался, я не знаю. Но вот вернулся он совершенно иным человеком.
Прежде всего, он изменился внешне. Глаза светились каким-то неестественным светом, я бы сказал, смотрел он еле уловимым полуфанатичным взглядом. Фигура Сальваторе, некогда пышущая силой и красотой, теперь была худой, одежда даже чуток свисала, как у отшельников, которые носят плащи и балахоны. Походка стала какой-то кошачьей, пружинящей. Но самая главная перемена произошла где-то глубоко – в голове Сальваторе. Он перестал разговаривать на обычные светские темы, избегал разговоров о политике, обществе, религии, обо всём, что касалось окружающих его людей, в том числе не интересовало его и то, как я живу, чем я живу. «Твои материальные интересы меня не волнуют, – говорил он. – Вот ты стремишься жить, как все, как стадо, но, поверь, не в этом смысл твоего, моего, нашего существования». Весь вид моего брата говорил о том, что он не принадлежит этому миру, будто он пришёл извне, всё, что он видит, ему чуждо, а он знает что-то такое, что нам, обычным жителям планеты Земля, понять нереально.
Я вообще перестал понимать его. Мало-помалу мы стали совсем чужими людьми. Меня это не слишком волновало, я подумал, что, значит, так тому и быть, такова судьба – в том, что мы такие разные.